Птицелов | страница 3



Он чувствовал себя преданным.

Да, он знал, что сэйр Годвин поступил точно так, как поступил бы на его месте любой владетельный рыцарь, не желающий потерять всё, что имеет. Знал, что такие, как он, всегда идут на попятную, когда их охотничий азарт привлекает вмешательство самой короны. Знал, что, прекратив междоусобицу, сдавшись и возблагав королевской милости, сэйр Годвин спас всем им жизни и состояния.

Вот только Марвину на таких условиях не нужны были ни состояние, ни жизнь. Его позвали драться за своего сюзерена — он дрался, видит Единый, и готов был сложить голову, но не оружие. И вдруг оказалось, что его сюзерен требует именно второго. Всё складывалось отменно, сэйр Годвин уже вытряс своего склочного кузена из его земель и готовился закрепить оборону. Но тут его величество соизволил обратить сиятельный взор на междоусобную распрю, погрозил пальчиком… Вот война и кончена, а враждующие родичи пируют под крышей вчерашнего победителя, и венценосная семья взирает на их лицемерные объятия с умилением. Турнир этот треклятый затеяли, вон, вся долина пестрит шатрами, ещё бы скоморохов позвали.

И вот теперь, пьянствуйте, мессеры… Радуйтесь миру. А Марвину не нужен был мир. Ему было двадцать два года, он уже не раз отличался и в боях, и на турнирах, и в постелях прекрасных дам, и он хотел драться. Это был его долг и, больше того, — его святое право. А сэйр Годвин отнял у него это право.

«Пёс шелудивый», — подумал Марвин с ненавистью, глядя на ярко сиявшие окна верхних этажей, и привычно провёл по лицу раскрытой ладонью.

В стороне, от галереи, соединявшей южное крыло замка с главными покоями, послышался шум. Марвин обернулся, обуреваемый надеждой: пьяная драка была для него слишком мелким поводом, но, может, там королевская солдатня повздорила с недавними врагами?.. Качнулся факел, подвешенный над аркой у входа в галерею; в неровном свете терзаемого сквозняком огня выступила щетинистая физиономия в обрамлении кольчужного капюшона с красными звеньями по кайме. Точно, королевская гвардия! Сердце Марвина забилось в радостном предвкушении. Он шагнул вперёд, преграждая солдатам дорогу.

— Что-то угодно, мессеры?

Предводитель отряда (всего гвардейцев было человек пять) окинул его неприязненным взглядом. «Помнишь ещё, как мы вас в хвост и в гриву гоняли», — удовлетворённо подумал Марвин, и от мысли, что времена эти ушли неизвестно насколько, его снова захлестнула смертельная тоска.