Находившееся в поле население колонии Красный Кут спрашивало у повстанцев:
– Куда вы нас увезете?
Повстанцы им отвечали:
– Мы вас никуда не повезем. Все вы свободны. От вас, вероятно, часовые сейчас отзовутся, и вы, – советовали им повстанцы, – идите себе туда, куда пошли дибривские крестьяне и крестьянки со своими детьми. И делайте вы то же, что будут делать они, дибривские крестьяне и крестьянки, над которыми ваши отцы, мужья и сыновья грубо посмеялись, которых ваши отцы, мужья и сыновья частью избили, частью переизнасиловали, а хаты сожгли...
Услыхав этот грубоватый, но, по существу, справедливый ответ повстанцев, я подошел поближе к этой группе жителей, среди которых большинство были женщины, и, извинившись перед ними за то, что мы не нашли данных, чтобы можно было их колонию оставить в неприкосновенности, добавил к совету повстанцев:
– Да, да, повстанцы правильно вам сказали, куда вам идти. Указанный ими путь сроднит вас всех с трудовым крестьянством. Идите странствовать и временно, до торжества революции, быть может, страдать. Но своим, близким вам из буржуазного класса, говорите откровенно, за что мы сожгли ваши богатые дворы, за что уничтожаются жизни ваших отцов, мужей и сыновей. Рассказывайте им правду и внушайте всем вашим близким, поддерживающим гетмана и немецко-австрийское юнкерство в их преступлениях против трудящихся, что на эти их преступления лучшие сыны трудового крестьянства обратили должное внимание. Эти их преступления вызовут небывалую в мире месть украинских тружеников всей буржуазии под нашим организационным руководством. Никто и ничто ее от этого не спасет, если она своевременно не опомнится и добровольно не откажется от своего господского положения в стране.
Жители колонии пошли в направлении других колоний и кулацких хуторов. Больно было смотреть на их растянувшееся вереницею шествие. Но иначе поступить в отношении колонии Красный Кут мы не могли. Мы не могли оставить ее в неприкосновенности. Мы должны были уничтожить эту колонию вместе с той частью ее хозяев, которая, не будучи никем принужденно мобилизованной, а ради одного только удовольствия поиздеваться над революционным крестьянством, бросила своих жен и детей, бросила свои домашние работы и, взяв в руки оружие, поехала под село Дибривки помогать экспедиционным войскам убивать его трудовое население.
Уничтожением этой колонии и последовательно ряда других кулацких хуторов по возможности вместе с их хозяевами, прямыми участниками в сожжении села Дибривки, в издевательствах над его жителями, в убийстве лучших из молодежи, мы должны были сделать последнее наше предупреждение буржуазии. Мы должны были дать ей знать, что мы, революционные крестьяне, взялись за оружие с целью решительной и полной победы над нею, над ее строем и политическими режимами; что на этом пути мы ни перед чем не остановимся; что чем больше буржуазия допустит кровавых ужасов и уничтожающих села пожаров в целях удержания за собою власти произвола и подлости в отношении трудовой части украинского народа, тем с большей ожесточенностью мы будем ее атаковывать со всех сторон, на всех путях, уничтожая и ее самое, и ее усадьбы...
