Обыкновенная прогулка | страница 37



Эдгар с интересом посмотрел на соседа, порылся в куртке и положил на стол зеленую трешку. ПЛ брезгливо взяла ее двумя пальцами и опустила в карман.

– Неизлечимых печалей нет – а потому не грусти, поэт. Умей молчать и помни одно: чем глубже печаль, тем ближе дно.

– Насчет молчания это вы зря, – заметил Эдгар.

– Нет, нет, я не в том смысле, – успокоила его ПЛ. – Сейчас изложу сюжетец.

– А бригадиру я сказал все, что о нем думаю! – вскричали сбоку.

Говорящий то, что думает, стукнул кружкой по столу, повернулся и лицо его расплылось в улыбке.

– Привет! – воскликнул он, адресуясь к ПЛ. – Тоже балуемся? А мы вот дружным подъездом, – он сделал широкий жест по направлению к своим компаньонам, аппетитно хлебавшим пиво. – Пока пивко, а там видно будет. Подключаетесь?

ПЛ вопрошающе посмотрела на Эдгара.

– Воздерживаюсь, – ответил Эдгар. – И так хорошо.

– Везет! – с завистью воскликнул говорящий то, что думает.

– Мы еще увидимся, – извиняющимся голосом проговорила ПЛ. – Должок за мной.

Эдгар молча кивнул, поставил кружку и стал пробираться к выходу. Он знал, что ПЛ не подведет. Был уверен в нем, как в себе.

Он вышел из «Погребка» и обнаружил, что солнце скрылось за лесом, но светлая полоса дороги еще виднелась в наступивших сумерках.

Почему Эдгар очутился именно в этой точке континуума? Н-ну, при желании можно допустить, что в этом была необходимость. Этого требовали высшие соображения. Произведя некоторую почти незаметную подтасовку, можно наукообразно выразиться, что вероятность пребывания материального тела в заданной точке пространства пропорциональна квадрату амплитуды шредингеровской пси-волны.

Вообще-то такой способ объяснения некорректен. Уже не говоря о том, что неверен. И пси-волна здесь совершенно ни при чем.

Впрочем, оставим пустопорожние размышления. Вышел-то Эдгар именно на дорогу, и солнце скрылось за лесом, и светлая полоса дороги еще виднелась в наступивших сумерках. Смиримся с фактом. С данностью. И пойдем дальше.

Дорога устало расталкивала поле и неторопливо втекала под сосны, чтобы где-то далеко-далеко, изогнувшись в сотне поворотов и переползя через десяток деревянных мостиков над лесными ручьями, выбраться к бетонному чуду автострады. Там она замирала в изумлении, вслушиваясь в гул мчащихся неизвестно откуда и куда автомобилей, и ее теплая песчаная шкура, усыпанная хвоей и шишками, вдруг превращалась в холодный бетон, равнодушный к прикосновению колес.

Но все это было очень далеко, за лесом, а сюда не долетал рокот моторов. Он терялся среди сосен, глох в папоротниках, тонул в болотцах – и в поле под темнеющим небом было тихо. Длинные тела автомобилей со свистом стелились над бетоном там, за сотней поворотов и десятком мостиков, а здесь, на песке, еще не просохшем после короткого летнего дождя, четко отпечатались следы конских копыт.