Наконец Витька вытаскивает изо рта окурок, зажимая его между большим и указательным пальцами.
– Сюда гляди. – Он сдвигает бумаги с моего стола. Затем безымянным пальцем той же руки, в которой зажата папироса, рисует на полировке окружность.
– ЭТО КРУГ. А КУДА НИ КИНЬ – ВЕЗДЕ КЛИНЬЯ… СОГЛАСЕН?
Струя дыма устремляется в лицо неразговорчивого парнишки. Парнишка начинает мелко дрожать и кусать ногти.
– СОГЛАСЕН?!!
– С-согласен.
– Ну так в чем дело? Разговор будет?
– Н-ну, будет.
Наставник достает из стола чистый лист.
– Напишешь про сегодняшний эпизод и про все остальное. Сколько, кстати, раз ты колеса прокалывал?
– Три.
– СКОЛЬКО?!!
– Восемнадцать.
– То-то. Юра, дай ему ручку.
Не говоря ни слова, Виктор Геннадьевич поднимается и идет к двери.
– Если что, Юрий, я у Директора.
В коридоре я догоняю Витьку.
– Погоди, Витя… Нас профессора тактике допроса учили, я даже диплом на эту тему писал. Психология там, влезание в душу… Но чтоб ВОТ ТАК? Клинья, круги? ПОЧЕМУ?
Витька икает и чиркает своей ужасной бензиновой зажигалкой, уже опалившей ему все ресницы.
– А черт его… Важно понимание. Ты, наверное, не объяснил, чего от него хочешь. Я вот объяснил – он сразу понял. А не понял бы, я б ему…
Я остаюсь в коридоре, пытаясь разобраться в психологии Витькиного подхода.
Последние часы моего дежурства проходят спокойно. Конфликтных ситуаций не возникло, и я набивал руку на гражданах, потерявших кошельки и документы.
Да, ввиду дежурства совсем забыл вам сообщить, что накануне вечером я звонил домой Ирине Алексеевне, но не застал. Якобы еще не вернулась, несмотря на поздний час. Оставил ее маме свой рабочий телефон и просьбу перезвонить. Однако пока тишина. Меня игнорируют как класс. Не бывать такому.
Я набираю номер, чтобы выяснить, дошла ли моя просьба до объекта.
– Алло, это Иванов из милиции, что вчера звонил. Вы передали мою просьбу Ирине Алексеевне?
Женский голос отвечает не сразу и очень тихо:
– Что? Иванов?.. Ирочка больше не придет домой. Не звоните сюда. За что ж такое?.. Ирочку вчера сбило машиной… Насмерть…
Из трубки доносятся рыдания, и я не отвечая кладу ее на рычаг.
Вот это да!!!
Я закуриваю. Прекрасный Витькин «Беломор». До сегодняшнего дня я избегал даже «Мальборо». До армии не курил, в армии держался – организм берег, а тут сам… Пробовать, конечно, пробовал – на танцульках там, на вечеринках, но постоянно не смолил.
Дым у папиросы едкий и противный, но я не бросаю окурок, театрально морща лицо. История со стеклом принимает занятный оборот. Подружка Блюминга попадает под машину. Вопрос: зачем она это делает? И главное, в тот момент, когда я хочу забить с ней «стрелку»? Неужели поэтому?
