— Убьют, — чуть помедлив, ответил Чигирев. — Перед самой революцией. В декабре шестнадцатого
— Кто?
— Никто не узнает, — уверенно соврал Чигирев, — Вас просто найдут застреленным на улице.
— Это все они, родственнички императорские, — прорычал Распутин и снова заметался по комнате.
— Григорий Ефимович, — подал голос Чигирев, — я постараюсь вам помочь. Но и вы помогите стране. Если мы не предотвратим войну, погибнут десятки миллионов. Страна погибнет.
— Ты уверен, что если не будет войны, то и революции не случится? — остановился Распутин.
— Я уверен, что, если начнется война, революция неизбежна. Реформы, конечно, нужны будут в любом случае. Но если начнется война, и они окажутся бессмысленны.
— Надо, чтобы император чаяния народные сам слушал, а не через дворян правил, — воздел узловатый палец к потолку Распутин. — Чтобы болтуны эти думские власти не имели. Надо, чтобы правил государь не по воле толстосумов да худых советников, а глас одного лишь Бога слушал.
— Ну да, это конечно, — замялся Чигирев. — Но сейчас главное — предотвратить войну.
— Сам знаю. — Распутин пятерней взъерошил свои волосы. — Да как? Все императорские родственнички лишь о войне и говорят. Уломают они Папу, ой уломают.
— Надо придумать, Григорий Ефимович. Иначе всем нам не жить. Россию потеряем.
— И то верно. Ну да обмыслим еще. Нынче что-то я себя плохо чувствую. Ты завтра ко мне приди. Обговорим. Да почаще ко мне ходи. Нам с тобой много еще о чем поговорить надобно.
— Конечно, Григорий Ефимович, непременно приду. — Чигирев начал медленно отступать к выходу.
— Погодь, — окликнул его Распутин. — Тебе-то самому чего надо?
— Мне? Ничего.
— Ты при службе?
— Нет пока.
— Так не годится. В Петербурге все при службе быть должны. Ну-ка я тебе отпишу. Сам решишь, к кому с ентой бумаженцией идтить.
Распутин схватил листок бумаги, карандаш и принялся что-то писать, потом сунул свою писульку в нагрудный карман пиджака Чигирева и почти вытолкнул его в приемную:
— Ну, ступай, милый. Мне нынче одному побыть надобно. Завтра приходи. Господь с тобой.
Когда двери кабинета закрылись, к историку подскочила госпожа Пистолькорс.
— Что же вам поведал старец? — дрожащим от волнения голосом спросила она.
— Благословил, — ответил Чигирев. — Велел почаще заходить.
— Ах, какая благодать! — всплеснула руками Пистолькорс. — Вам надо непременно воспользоваться этим предложением и почаще бывать у старца.
— Да, конечно, — пробурчал Чигирев. — Извините, мне надо ехать. Свидание со святым старцем — такое потрясение для меня. Я хотел бы немного побыть один.
