За пределами интерната копошилась, конечно, некая форма жизни, но она была далека и непонятна. Поначалу, тоскуя в стерильных стенах, Баранов надеялся отыскать в самом городе хотя бы отголосок того, живого, чего с избытком было в Гераклее, но все оказалось не так. Город и сам как будто был инопланетянином на Земле. Его выстроили на здешних болотах, поправ все законы природы. Эта земля не желала на себе никаких городов, а когда над нею совершили насилие, принялась мстить. Ее мертвые зубы грызли и грызли – строения, мостовые, памятники. Посреди тихой, неостановимой войны люди – обитатели непрерывно уничтожаемого города – выглядели как ничтожное недоразумение.
Баранов в серебристом комбинезоне с нашивками космической службы часами бродил по мертвым улицам, где все дома, несмотря на явную их населенность и даже перенаселенность, выглядели необитаемыми. Иногда он останавливался и смотрел.
В этот раз, покинув интернат, он забрался довольно далеко и вышел в конце концов на набережную Невы. Гранит давно искрошился и осыпался, берега размыло, и кое-где их подпирали просмоленные балки. Там, поставив на землю тяжело набитые сумки, бранились между собой две глухонемые старухи. Их лица искажались, как резиновые, безмолвные рты то и дело перекашивало. Завидев серебристого Баранова, они испуганно замерли с растопыренными пальцами.
Дима плюнул и поскорее зашел в первое попавшееся здание. Это было ветхое строение, кое-как поддерживаемое консервирующими растворами. За долгие годы таких растворов наложили на фасад столько, что совершенно залепили его студенистой застывшей массой, по виду напоминающей канцелярский клей. Сквозь ее муть можно было еще различить барельефные кудрявые головки нимф и какие-то завитки над окнами; но это и все. Зеленая медная табличка оповещала о том, что здание принадлежит музею «Государственный Эрмитаж».
В холле было просторно, холодно и темно. Впереди, за группами белеющих статуй, поднималась широкая плоская лестница, и по ней семенили женщина с десятком ребят – видимо, школьная экскурсия.
Баранов миновал контроль, где его ни о чем не посмели спросить, покрутился под лестницей, однако ступить на нее не захотел и вместо этого нырнул куда-то вбок, где немедленно заблудился. Дощатые переходы уводили все дальше в глубину здания. Время от времени перед Димой распахивались залы, где стояли плотно закрытые пыльные шкафы. Наконец он очутился перед лесенкой, уводящей вниз, и осторожно спустился на два пролета.
