– Да, – настороженно ответил Дима, ожидая подвоха.
Арий Келад привел его в тесную, но очень светлую комнату, и велел раздеваться. Дима принялся совлекать с себя изрядно пострадавший серебристый комбинезон. Келад внимательно смотрел, как он вытаскивает ноги из штанин, не снимая ботинок, а потом сказал:
– И ботинки сними.
Голый Дима сел на пол и начал путаться в шнурках.
– Встань, – терпеливо сказал Келад. – Стой ровно.
Он осмотрел барановские зубы, послушал сердце и легкие, потом надавил на живот так, словно хотел прощупать сквозь желудок ребра, и спросил, не больно ли. Дима, наученный опытом многочисленных медосмотров, сцепил зубы и стоически потряс головой.
– Вот и хорошо, – равнодушно сказал Арий Келад и отправил раздетого сюковца к препозиту.[16]
Препозит выдал ему кожаные сапоги, короткую тунику, доспехи, замечательные своей несообразностью, а также деревянный меч и щит, сплетенный из ивовых прутьев. Баранов взгромоздил себе на голову каску с гребнем, обмотал правую руку ремнями, пристроил на талии толстый кожаный пояс с металлическими полосами и почувствовал себя полным идиотом. Некоторое время он стоял, не решаясь показаться в таком виде на люди, но в конце концов ему пришлось это сделать.
«Черт с ним, – подумал Дима, – не глупее, чем писать контрольную по физике с противогазом на морде».
Его отправили к Гемеллину, одному из лучших докторов школы.[17] Старый гладиатор почти мгновенно уловил в новичке военную выправку. Спорт в интернате был настолько вездесущим, что настиг даже Диму Баранова, известного лентяя и прогульщика. Грубыми руками, умело и ловко, Гемеллин подтянул ремни и поправил на Диме доспехи. Дима молча подчинился, хотя дышать стало трудновато.
Гемеллин начал вводную лекцию. Баранов узнал из нее много поучительного. Например, что зрители платят за сражение как таковое и желают видеть не только хитроумные приемы боя и красивые комбинации, но и кровь, а также смерть. Доспехи, специально оставляющие незащищенными спину и грудь, созданы таковыми вовсе не для того, чтобы сохранить жизнь какому-то Баранову. «И это все происходит со мной, – внушал себе Дима тупо. – Это я должен уметь умирать в сражении как таковом…»
Гемеллин, заметив, что Дима отвлекается на посторонние мысли, сильно ударил его в грудь. Баранов закашлялся, поднял на него глаза, но промолчал.
– Тебя защитит только одно – твой щит, – сказал доктор. – Запомни, новобранец: раскрыться – значит, погибнуть.
