В нижнем подземелье отодвинул Рено сапогом особый камень, какой домна Агнес указала, – и открылись старые земляные ступени, укрепленные кирпичом. Полуобвалившиеся – будто обгрыз их кто.
Рено сунул факел в отверстие, освещая темный ход на несколько локтей. Оттуда тянуло сыростью и невообразимой вонью.
– Пресвятая Дева, спаси нас, – пробормотал Рено и начал спускаться.
Домна Агнес без единого слова, не заколебавшись ни на мгновение, пошла следом. Только плащ прошумел да мелькнули в полумраке светлые волосы.
В подземелье стояла мертвая тишина, хотя наверху – эн Константин был в этом уверен – разбойники уже выламывали тяжелую, обитую медными полосами дверь в башню.
Мокрый свод нависал совсем низко, заставляя втягивать голову в плечи. Не кланялся один только Гольфье, потому что мал был, да и тот иной раз царапнет макушкой обо что-нибудь твердое. Не то кирпич выступил, не то корень дерева пророс.
Эн Константин протянул руку и взял за плечо того воина, что оказался к нему ближе.
– Кто здесь?
– Арнаут.
– Пойдешь последним. Затворишь камень, как был.
Арнаут кивнул, потом сказал, сообразив, что эн Константин в темноте не видит:
– Хорошо.
* * *
Выбрались наружу посреди заснеженного леса. Эн Константин первым делом сынишку на дерево погнал: заберись-ка повыше, ты у нас легонький, под тобой ветки не сломаются. Погляди, не горит ли деревня и что с замком.
Обтряхивая снег с ветвей, Гольфье, счастливый, на дерево полез. Остальные внизу стояли, ждали – что малец скажет. Молчал юный наследник, длил счастливое мгновение, покуда отец снизу не рявкнул:
– Ну, что там?
– Не горит, – сказал мальчик. – И в замке вроде как тихо все.
– Слезай, – помолчав, велел эн Константин.
Мальчик нехотя спустился вниз. Но взрослые уже забыли о нем, между собой разговаривали. О ночном нападении толковали – кто бы это мог быть и как бы замок обратно отвоевать.
– Альгейсы, небось, – предположил Рено и плюнул.
Гольфье хоть и испугался, да виду не показал. Тоже на снег плюнул, дядьке Рено подражая. Стряпуха в замке стращала Гольфье, когда тот чрезмерно озорничал на кухне, братьями Альгейсами, разбойниками-кровопийцами. Вот что она говорила. Четверо их. Будто всадники Судного Дня, несутся на черных конях, а за ними войско несметное оборванцев разных, и половина этого войска – волки-оборотни. Живут они, понятное дело, грабежом да убийствами, а другого занятия у них и нет.
Эн Константин брови хмурил под густой темно-русой челкой. Коли это и вправду Альгейсы, от них откупиться можно. Другое дело, не пристало ему, рыцарю и шателену, от разбойников деньгами откупаться. Да и где столько денег сыскать?
