В этот момент случилось что-то, чему она не могла найти объяснения. Она будто заснула на ходу. Она закрыла глаза и почувствоввала, что не может их открыть. Чем дольше она стояла, тем глубже проваливалась куда-то: в колодец спокойствия, удовлетворения, расслабления, тишины – понимая при этом, что пришел конец и приветствуя этот конец. Так чувствует себя человек, навсегда засыпающий в снегу. Но она проснулась, проснулась, потому что клон дернул поводок. Во сне она прошла несколько шагов. Сейчас она стояла уже у самых дверей. Она нажала ладонью, ощутив множество покоробившихся слоев старой краски, и дверь открылась.
Но она боялась входить. Она обернулась и посмотрела на полную луну. На фоне лунного диска медленно перемещался светлый наклонный отрезок самолетного следа – и это вдруг успокоило ее. «Мы живем в двадцать первом веке, – сказала она себе, – стыдно боятся темноты.»
Но внутри было не так темно, как она предполагала. Просторный зал действительно оказался столовой. У стойки накренилась гора подносов. Большое окно выдачи освещалось четырьмя свечами, причем две свечи почти догорели. Катя впервые видела столь древний предмет – настоящую свечу. Огонь завораживал бесконечным движением, огонь был непостижим, как любая бесконечность. В такт с качаниями огня по потолку двигались черные тени ребристых стальных опор. Резко пахло чем-то паленым. У окошка стояла женщина-муравей с поварешкой. Женщина спала стоя.
Катя пошла к окну, чтобы поближе разглядеть свечи. Ее нога наткнулась в темноте на что-то громко гремящее, может быть, на поднос, брошенный на пол.
Женщина-муравей открыла глаза. Она не удивилась.
– У вас есть талончик? – спросила она. – С первого числа выдают новые талончики. Особенно на колбасу.
– На улице луна, – ответила Катя.
– Не забудь вытереть за собой столик.
– Вы совсем ничего не понимаете?
– Сейчас утро или вечер? – спросила женщина.
– Не знаю. Больше похоже на ночь.
– Тогда тебе придется подождать, – сказала женщина и ушла от окна.
Катя подождала минутку, но она не вернулась. Включился вриск.
– Ты слышал? – спросила она отца.
– Конечно. Сейчас самое время. Они уже начинают отмирать. Они теряют ориентацию. Но они еще не стали агрессивны. Два или три часа у тебя еще есть.
– Куда мне идти?
– Туда, куда потянет клон. Он будет идти в сторону кокона. Для него нет других направлений.
Катя обернулась на клона, тычущегося в стену.
– Кажется, мой компас сам не знает куда идти. То есть, нет, там, кажется, дверь. Надеваю инфракрасные очки, фонариком пользоваться слишком опасно.
