До ознакомления американского руководства с докладом "Мауд коммитти" продвижение США к созданию атомной бомбы шло параллельно с Великобританией. Крупные ученые, изгнанные из Европы Гитлером и Муссолини, - Эйнштейн, Лео Сцилард, Эдвард Теллер, Ханс Бете, Энрико Ферми и ряд других - примкнули к различным университетам и находились в курсе их дел. Зная о военном применении результатов этих работ, они настаивали на поддержке правительства. Сотрудничество в этих областях между англичанами и американцами было довольно тесным, но не всегда и не в той мере, как этого хотела бы та или другая сторона.
После получения доклада "Мауд коммитти" Америка с ее огромным экономическим и технологическим потенциалом, к которому добавлялась ее удаленность от европейского театра военных действий, начала обгонять Великобританию в области "взрывных" исследований.
В лаборатории металлургии Чикагского университета Энрико Ферми создавал урано-графитовый реактор, с помощью которого он рассчитывал получить к концу 1942 года управляемую цепную реакцию. В Калифорнийском университете в Беркли Гленн Сиборг со своей группой занимался изучением искусственных химических элементов, производных от урана, так называемых трансурановых элементов: нептуний (№ 93 по Периодической системе) и плутоний (№ 94). Они выяснили, что атом плутония легко делится при его бомбардировке медленными нейтронами. Это открытие давало надежду на создание атомной бомбы второго типа - плутониевой бомбы, того самого "Толстяка", который уничтожит японский город Нагасаки.
Но вернемся к телеграмме от ноября 1941 года. Она была адресована Виктору, то есть Павлу Фитину - начальнику Управления зарубежных операций НКВД, назначенному на эту должность в 1939 году. Он имел репутацию интеллектуала и был известен своими продуманными и взвешенными решениями. В том, что касалось атомных проблем, всегда консультировался с Леонидом Квасниковым (Антон), который руководил в НКВД небольшим отделом научно-технической разведки (НТР). Фактически именно Квасников принял решение обратить внимание специальных служб на растущую актуальность ядерной физики.
В 1940 году, задолго до указаний сверху, Квасников направляет телеграммы руководителям резидентур разведки в странах, в которых проводились серьезные исследования в ядерной области. В своих указаниях, сохранившихся в делах КГБ, он рекомендует резидентам направить усилия на проникновение в научные лаборатории, чтобы выяснить, что там происходит. Он направляет четкие запросы в отношении характера требуемой информации, ссылаясь при этом на научные статьи в зарубежных изданиях. В то время как большинство физиков в мире проявляло осторожность в своих прогнозах по поводу ядерной энергии, некоторые из ученых полагали, что это дело уже ближайшего будущего. Квасников, химик по образованию, относился к категории последних. Он до такой степени безоглядно ринулся в этом направлении, что если бы та научно-техническая ориентация внутри НКВД, которую он изо всех сил поддерживал, не оправдалась, привела к пустой трате времени и денежных средств и отвлекла бы силы и энергию, которые могли быть использованы для удовлетворения других военных нужд, его карьере в разведке пришел бы конец. Те, кто его поддерживал, тоже сильно рисковали своими надеждами и планами на будущее. Но уже через год донесения из резидентур подтвердили мнение Квасникова, хотя все это еще нужно было перепроверять.
