Хотели только проводить.
А вместо этого, увидев неживого Ворюгу, стащили толстяка на мокрые камни, встряхнули за шкирку, а он рухнул на колени, обрывая сутану, и стал бормотать что-то невнятное. Мол, выпил воин всего чуть-чуть, из заветного бочонка. Можно сказать, всего пару глотков – больших глотков, правда, – но ведь всего пару... Матерь божья... не бейте... люди добрые... мать вашу... и святого духа.
Дела у священника были плохи. Охотники не любили, когда кто-то посторонний убивал их товарищей. Тем более – травил. Особенно – если травил. От ножа или стрелы еще как-то увернуться можно, а от фигни в вине никто не застрахован. Это ж какой сволочью нужно быть, чтобы в вино яд сыпать! Таких уродов сразу вешать надо. Такую мысль в нескольких энергичных фразах выразил Гвоздь. И предложение было бы принято большинством голосом – девять против двух, но два голоса «против» принадлежали Ловчему и Хозяину.
Стук и Левша с сожалением перестали пинать священника лишь после второго окрика Ловчего. И то только потому, что была у Ловчего прекрасная традиция – вместо третьего предупреждения пускать в дело свой удар справа.
Левша отлетел молча, молча и встал, согнувшись и держась за живот, а Стук, лежа на спине, попытался объяснять, что, мол, оставили Ворюгу живого и невредимого, а привезла его эта сволочь тонзуренная совсем никакого и даже мертвого... Ловчий выразительно потер правый кулак о левый рукав своей куртки – и Стук замолчал.
Тонзуренная сволочь быстро подползла к своему спасителю на коленях, обхватила Ловчего за ноги и даже попыталась целовать колени. Ситуация – дурацкая, поза – двусмысленная, но не пинать же, в самом деле, только что спасенного человека.
И Хозяин молча подошел к повозке и наклонился над Ворюгой. Охотникам даже показалось, что Хозяин побледнел. Наверное, показалось. Солнце уже совсем скрылось за горами, и можно было легко ошибиться.
– Ловчий, – позвал Хозяин, не оборачиваясь. Ловчий с облегчением вздохнул, отодрал священника от своих ног, аккуратно положил его на камни и подошел к повозке. Не доходя шага замер. Принюхался. И охотникам показалось, что по лицу Ловчего пробежала судорога. Показалось, наверное.
Чтобы Ловчий испугался... Охотникам вдруг захотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда. А Гвоздь вдруг с удивлением обнаружил, что держит в руке кинжал, стоит прижавшись спиной к замковой стене и прикидывает в уме – успеет добежать до оставленного в конюшне арбалета, если, скажем, из-за скалы...
