Посреди стола стоял длинный, недавно выкопанный гроб со следами глины на обитых тканью стенках. Крышка гроба была еще заколочена, и потому сложно сказать, готовились ли упыри к торжественному обеду или принимали в свои ряды нового члена.
На самом почетном месте стола, там, где встречались две перекладины буквы Т, сидел костистый лысый упырь. Когда дверь распахнулась, он ломко, в два приема встал и, почти касаясь потолка маленькой, похожей на набалдашник трости головой, уставился на Ваньку.
Верхняя синяя губа медленно поползла к носу. Ваньку, помнится, остро поразило, что зубы у упыря были мелкие, желтые, обломанные, за исключением двух глазных, крупных и белых, медленно выползавших из стершихся челюстей. Из мертвых красных глаз смотрела на Ваньку взбесившаяся пустота.
– Живая кровь! – произнес упырь забитым землей голосом.
Потом перевел взгляд на Бейбарсова и неприветливо просипел:
– Мертвая кровь, трусливая кровь! А тебе что тут надо? Добычу нам привел?
Это было все, что он успел произнести. Бейбарсов с перекошенным лицом сделал шаг вперед. Бамбуковая трость с костяным наконечником, брошенная с расстояния в четыре метра, вошла упырю в левый, лишенный зрачка красный глаз.
Ванька запомнил все с замедленной ясностью, точно составленной из отдельных кадров. Упырь покачнулся, потянулся к трости, но рука его повисла. Ванька услышал противное шипение. На короткий миг все тело упыря до последнего пальца вспыхнуло изнутри багровым. Сияние это заметно было даже под одеждой, но особенно отчетливо на открытых участках тела. В полной тишине послышался негромкий звук, напоминавший звук пробки, которую за цепочку выдергивают из полной ванны. Рубашка на груди у упыря вспыхнула в одном месте алой точкой, словно прожженная изнутри сигаретой.
Нечто жуткое, похожее на темный вихрь, вырвалось из нее, широкой петлей скользнуло над головами, безуспешно попыталось коснуться Ваньки, неприязненно отпрянуло от Бейбарсова и с диким воем умчалось в никуда, оставив на потолке выжженный след.
Упырь медленно завалился на спину. Он падал, уже в падении медленно осыпаясь и обращаясь в ничто. Но самым жутким было не это, а то, что перекошенное лицо упыря медленно обретало человеческие черты. Та отвратительная, чуждая сила, которая делала это существо упырем, ушла. Теперь Ванька видел только серое лицо страдающего, болезненно-раздражительного немолодого человека, проснувшегося среди ночи от сильной боли и искренно недоумевающего, где он и что с ним. Единственный уцелевший глаз упыря утратил свое кровавое мерцание, но, увы, лишь для того, чтобы закрыться. Упырь упал и затих. Отсроченное на несколько веков тление в несколько мгновений обратило его в прах. Бамбуковая рукоять трости вскинулась к потолку.
