– Чимодан! Ты… ты… ты… – выпалил Мошкин, замахал руками и выскочил из приемной.
Петруччо крайне удивился:
– Что «ты… ты… ты»? Ну «я, я, я»! Уже и правды нельзя сказать? Что за бешеный собак его укусил?
– А ты не лезь в его дела, – сказала Даф.
– При чем тут его дела? Да он глаз с нее не сводит! Вчера весь вечер разглядывал ее отражение в подсвечнике. Видно, неудобно было в упор пялиться. И еще он украл у нее перчатку! Помните, Ната вопила, что не может найти, а Зудука видел ее в комнате Мышкина! Ну он после этого нормальный, нет?
– Все, что происходит между двоими – нормально. Ненормально – это когда третий начинает совать нос, – отрезала Даф.
Чимоданов оскорбился.
– А-а-а! Светлая! Ты меня достала! Я подошлю к тебе сто пластилиновых человечков с отравленными булавками! – заявил он. Это была его постоянная угроза.
Даф вздохнула.
– Милый Петя, твоя склонность к вербальным оскорблениям – свидетельство некрофильских тенденций в поведении. В свою очередь, упомянутые некрофильские тенденции в поведении говорят о двух вещах: недоразвитии коры головного мозга и запоздалом младенческом инфантилизме!
Чимоданов некоторое время осмысливал сказанное. Так и не осмыслил, но на всякий случай повторил:
– Все равно подошлю человечков!
– Только сначала подошли их ко мне!.. И сам приходи с ними! – хладнокровно сказал Меф.
Петруччо быстро взглянул на него. С Буслаевым он по некоторым причинам дальновидно не связывался. Рассерженный Меф мог, сам того не желая, размазать его по стене слоем не толще пяти миллиметров. И его, и его пластилиновых друзей. Такой аккуратный бутерброд на тему человека.
– Я – что? Я так просто, – пробурчал он и улетучился.
Даф некоторое время потопталась, ощущая внутренний дискомфорт, а затем отправилась отыскивать и утешать Мошкина. Ей было его жаль. Школа света есть школа света. «Ну, конечно… Из чужой ноги занозы вытаскивать всегда приятнее, чем из собственной!» – хмыкал по этому поводу Меф, отравленный цинизмом Эди Хаврона.
Гулять с Даф по московским улицам было одно наказание. Она вечно отыскивала несчастненьких и принималась им помогать. Несчастненькие это интуитивно ощущали и тянулись к ней косяками. Бездомные собаки, побитые пьянчужки, нюхающие клей подростки, выпущенные досрочно уголовники и несчастные влюбленные – все находили у Даф утешение. Редкая прогулка с Даф обходилась без того, чтобы к ним не подошел малоадекватный тип и, кося лиловым глазом, не рассказал бы про стерву-жену, которая отправила его в психушку, а пока он лежал, выписала его из квартиры. С одной стороны, типа как будто было жалко, а с другой – Меф интуитивно ощущал, что перебивать его не стоит: может укусить за нос.
