Это было удивительное зрелище: один рогатый робот, неподвижный и гигантский, как десятиэтажный дом, улетал, а другой восторженно вопил и размахивал руками.
«ПРОЩАЙ ГРО-ХО-ТУН САМЫЙ СЛАВНЫЙ ИЗ ВСЕХ БЕСКОРНЕВЫХ!» – вспыхнула прощальная надпись, и, резко набрав скорость, звездолет исчез, направляясь к далекой и неведомой звезде.
– У-улетел, улетел, мой звездолетик, мой братик! – трагически возопил Грохотун.
Попугай по привычке хотел что-то съязвить, но, вспомнив, что он в обмороке, промолчал. Впрочем, через некоторое время он все же не сдержал язык и ляпнул:
– Подумаешь, трагедия! Куст какой-то летающий умотал!
Разгневанный рогатый робот направил на попугая дула сразу двух бластеров и прорычал:
– Птица! Возьми свои слова назад!
– Какие слова? Я разве что-нибудь говорил? Я вообще глухонемой от рождения! – залебезил попугай, жалея, что вообще открыл клюв, и спрятался за спиной капитана Крокса.
Пираты погрузились на планетоход и во главе вереницы невидимых ремонтников вернулись на «Странник».
Вечером, полируя специальным составом пластины своей брони, счастливый Грохотун напевал свои страшилки. Его согревала мысль, что где-то далеко-далеко в бескрайнем космическом пространстве летит звездолет, как две капли воды похожий на него.
Глава 6
ПЕРЕВОРОТ НА ДЕМЕТРЕ
Власть – самый сильный наркотик. Беда лишь в том, что, приобретая власть над другими, мы теряем власть над собой.
Капитан Крокс
Жизнь – штука странная: порой она стоит на месте, а порой мчится вперед, словно сверхзвуковой самолет, и десятки событий, которые медлили прежде происходить в течение целого года, набиваются в одни сумасшедшие сутки. Взять, например, ту же школу: иногда пару недель в твоем дневнике ни единой отметки, а потом выдается день, когда отметки сыплются, как яблоки из корзины, ни одного предмета свободного, и еще выбираешь, в какой последовательности их сообщить родителям.
Таким выдался и тот день 3744 года. Едва вернувшись на «Странник», капитан Крокс включил лазеропередатчик, на котором замелькала заставка космических новостей. После заставки появилось круглое, очень уместное лицо диктора, о котором все спорили, голограмма он или человек. В его красивом голосе с тщательно подобранными психологами интонациями звучало то сильное негодование, то дозированная ирония, то уместная печаль, то своевременная скорбь, то осторожная восторженность. Грохотуна этот диктор по непонятной причине раздражал настолько, что рогатый робот уже несколько раз разносил лазеропередатчик вдребезги, и Кроксу спешно приходилось обзаводиться новым.
