В конце концов король оставил попытки спасти своего младшего сына от позора. «Пусть делает, что хочет!» – изрек Бенедикт Вейньет и отправился на охоту, где зверски убил двух кабанов, оленя и ни в чем не повинную и совершенно непригодную в хозяйстве белочку.
С тех пор Лювер безнаказанно занимался этим каждый божий день, с утра до вечера. Сидел и крутил волосы на палец, руки его при этом нервно подрагивали. «Патология, – сообщали Бенедикту врачи, – нервический кризис». Впрочем, этот диагноз можно было применить ко всем без исключения моим братьям. Так или иначе, каждый из них имел какой-нибудь врожденный недуг, определенную патологическую черточку, которая со временем развивалась в маниакальную страсть, прогрессировала и делала существование окружающих буквально невыносимым.
Братья все то время, что мы находились вместе, раздражали меня донельзя, но, будучи от природы человеком сдержанным, хотя и склонным время от времени к убийству отъявленных мерзавцев, я терпеливо сносил общение с родственниками. Несмотря на мою наименее патологическую природу, я тоже имел разнообразные пристрастия, от которых совершенно не мог избавиться. Убийства негодяев, например, случались постоянно, а еще у меня была особая склонность к светлому элю, женскому полу, ну и целый ряд мелких привычек. В том числе описанная выше – в моменты крайнего раздражения я дергаю себя за серьгу.
Серьгу я, кстати, купил на ярмарке, когда мне было всего пятнадцать. Мой самый старший брат Дартруг – тот еще упрямец, абсолютный маньяк, скажу я вам, – полез на высокий ярмарочный столб за сапогами, а хозяин ярмарки, узнав, что это один из принцев Вейньет и что он желает именно ЕГО сапоги, стоял внизу и яростно аплодировал. Его хвалебные крики разносились над толпой звучно и одиноко. Граждане Центрального королевства наблюдали за истеричной овацией хозяина ярмарки молча. Хозяин продолжал аплодировать и кричать до тех пор, пока Дартруг не спустился и не ударил его в глаз, – он всегда был очень вспыльчив и нередко пускал в ход кулаки. Затем мой старший брат принялся орать на несчастного, что тот испортил ему все удовольствие от лазанья по столбу. Хозяин ярмарки от ужаса побледнел и, чтобы загладить свою вину, стал всучивать Дартругу всякие безделушки за бесценок. Тогда-то я, как всегда вовремя, подсуетился и приобрел у него за пару медяков массивную серебряную серьгу. Причем я едва отбился от Дартруга, который бешено кричал на меня: «Верни, верни этому идиоту его проклятую серьгу!…»
