– Я есть французский капитан Артаньян. Сдаемся! – упал под ноги конного разъезда парижанин. – Возьмите меня в плен, сударь! Вот моя шпага.
– Я есть русский капитан Бельский. Сдаемся! – подтвердил Скуратов, в изнеможении падая на снег. – Саблю не дам, казенная.
Конный офицер с сомнением покосился на мундир Малюты, а потом резво развернул и пришпорил коня.
– Я есть гвардии поручик Ржевский, – откозырял всадник. – Я что, действительно так похож на идиота, как меня всегда рекомендует генерал Тучков?
Разъезд, поднимая из-под копыт снежную пыль, умчался к уже видневшемуся за холмами городку.
– Где кокошник? – просипел Скуратов, обнажая саблю и намереваясь продать жизнь подороже.
– Какой кокошник? – изумился Артаньян, вытаскивая шпагу. – Что есть «ко-ко-шник»?
Скуратов, вставая лицом к неминуемо надвигающейся по льду смерти, приставил растопыренную пятерню ко лбу и вильнул бедрами.
Француз осторожно отодвинулся от сошедшего с ума приятеля по несчастью, но тут же все понял и просиял:
– Ко-ко-шник… Эта та белая на голову? С камешком? А откуда вы…
– Где кокошник, мон шер? – умоляюще застонал Скуратов. – Чисто из спортивного интереса! И это, к слову, наш последний шанс!
– В музее, – пожал плечами Артаньян, пожимая плечами. – Я зашел отдать честь отважному старику, пальнувшему в нас на площади из своей пушечки. А он сослепу решил, что я не салютую, а хочу его зарубить… И он стукнулся головой и расколотил витрину. А я вытер ему лоб этим, как его, ко-ко-шником. А он пришел в себя и заорал. А я выскочил в окно. А он… Впрочем, не знаю. Надеюсь, жив. Славный старикан. Патриот. Вешать таких надо.
– И где же кокошник? – обреченно повторил Скуратов.
– Бросил в воз, – засмеялся французский офицер. – Воз там стоял какой-то. И я… Пардон, сударь, я вспомнил, где вас видел… Вы дрались, как лев.
– Капитан Бельский, – с шиком отсалютовал саблей Скуратов французу и набегающим партизанам.
– Капитан Артаньян, – представился в свою очередь недавний противник, поворачиваясь лицом к настигшей их толпе.
Первый натиск они отразили успешно – ватага партизан накатила и схлынула. Повторная волна нанесла им, однако, куда более существенный урон: Артаньяну распороли саблей правый рукав, а Скуратову отдавили ногу.
– Стойте! – возмущенно завопил Малюта. – Свой я! Нашенский!
– Ишь ты, вражина! – возмутился, орудуя вырванным с корнем дубком, какой-то здоровяк, напоминающий Поддубного в лучшие годы его спортивной карьеры. – Язык выучил, ехидна шпионская.
