– Не пройдёт, – откликнулась Зоя, – я предпочитаю самостоятельных мужчин.
Уходя, она наклонилась над Лукашевичем и поцеловала его в щёку. Это был первый их поцелуй. Но не последний…
(Баренцево море, декабрь 1998 года)
Когда Зоя ушла, Лукашевич погрузился в приятную полудрёму. Он был разбужен через полчаса характерным шумом. Сторожевик сбавил ход, по металлу настилов застучали тяжёлые башмаки матросов. Дверь открылась, и в каюту шагнул невысокий и очень грузный морской офицер. Лукашевич сонно посчитал звёзды и нашивки и пришёл к выводу, что перед ним майор медицинской службы.[22] Оказалось, что это корабельный врач и зашёл он, во-первых, чтобы осмотреть Алексея, во-вторых, закрепить его на койке на случай «внезапных манёвров». Лукашевич возмутился и заявил, что он взрослый человек и способен удержаться на койке, даже если «тридцатьпятка» встанет на дыбы. Корабельный врач ответил, что это приказ капитана Коломейцева. «Милейший Сергей Афанасьевич», – тепло подумал Алексей о капитане «тридцатьпятки» и разрешил себя пристегнуть.
– Передавайте капитану привет, – попросил он, когда корабельный врач собрался уходить.
Тот обещал передать. Только когда он вышел, Алексей спохватился, что забыл спросить, какие такие «внезапные манёвры» собирается совершать корабль и с чем это связано.
Минуло ещё несколько часов. Лукашевич то проваливался в беспокойный сон, то просыпался, прислушиваясь к тому, что происходит на корабле. Впоследствии он не смог отделить сон от яви. Мысли упорно возвращались к воздушной схватке (как там Стуколин?), к бомбардировке родной части и к более ранним событиям, связанным с операцией «Испаньола», – захватом двух норвежских транспортных самолётов и стрельбе у КПП. Засыпая, Лукашевич заново переживал все эти эпизоды, а что-то мозг домысливал по рассказам друзей. Просыпаясь, он слышал приглушённый стенками вой сирен, шум силовой установки и вроде бы… крики… вроде бы… взрывы… Сторожевой корабль то ускорял, то замедлял ход; несколько раз он менял курс. Порой наклон корпуса – моряк и пилот сказали бы: угол крена – достигал порой запредельных величин. К счастью, в каюте всё было закреплено и привинчено (в том числе и старший лейтенант Лукашевич), а потому летающих в пространстве предметов не наблюдалось. Но затем Алексей снова засыпал, и ему казалось, что это не сторожевик Коломейцева кренится на бок, а его, Лукашевича, истребитель закладывает вираж, выходя на цель, а потом ещё ухнуло, грохнуло и взвыло, и Лукашевичу привиделось, что в него попала ракета и он падает вместе с потерявшим управление истребителем, тянется рукой к держкам катапульты, тянется, тянется, но не может дотянуться…
