Наташа попятилась, и тут мужчина медленно повернулся к ней. Лицо его, мрачное, с запавшими глазами, заросшее густым волосом, было ужасно. Наташа сделала еще один шаг назад и невольно прикрыла рукой обнаженную грудь. Нет, скорее – сердце. Черный великан устремил на нее тяжелый взгляд, изучая ее лицо, тело. Холодно, без смущения, без всякого интереса. Словно нечто неодушевленное.
В руках великан держал книгу, и это еще больше испугало Наташу: «Не грабитель!»
Девушка отступила еще на один шаг, и… чьи-то пальцы крепко сжали ее голые плечи.
От неожиданности Наташа вскрикнула, рванулась, выворачиваясь из поймавших ее рук, обернулась… и ноги ее подкосились. Мир перевернулся, и Наташа потеряла сознание.
Глаза открывать не хотелось. Банальный вопрос: жив или уже умер – отпал сам собой. Слишком реалистичными оказались телесные ощущения. Наверное, так чувствует себя кусок свинины, по которому всласть прошлись ребристым молотком.
Ласковин попытался шевельнуться, но потерпел неудачу. Не потому, что не чувствовал рук, нет, руки были на месте. Только оказались плотно прикрученными к туловищу. Андрей был связан или, скорее, завернут во что-то тяжелое и колючее. В ковер?
– Живучий, как кошка,– произнес рядом знакомый голос.– Хотя куда там кошке!
– Не надо так шутить,– ответил не менее знакомый бас.– Гипотермия может привести к очень тяжелым осложнениям. К необратимым нарушениям функций…
– У вас, отец, необычный словарь,– заметил первый.– Необычный для священника.
– Когда-то я получил медицинское образование,– отозвался бас.– Но моя практика и познания не так обширны, как ваши.
– Я бы не назвал это «познаниями»,– сказал первый,– но польза от этого есть, что да, то да.
«Может, я все-таки помер? – подумал Ласковин.– Эти двое – вместе?»
– Ага! – другим тоном произнес Зимородинский.– Молодец наш – подслушивает! Давай, давай, открой ясны очи! Скажи спасителю своему, что и я своих за так не отдаю!
Андрей не без усилий разлепил веки. Вислоусое довольное лицо Зимородинского – на расстоянии вытянутой руки. Чуть подальше – черная с проседью грива отца Егория.
– Кто это на мне лежит? – сиплым голосом проговорил Андрей.– Слон?
– Шутит! – Вячеслав Михайлович повернулся к Потмакову.– Ну, отец, какой это признак?
– Обнадеживающий,– пробасил Игорь Саввич.– Может, развернуть его?
– Обойдется. Нет,– сказал он Андрею.– Это не слон. Всего-то пара верблюжьих одеял да овчинный тулуп.
– Что произошло? – просипел Андрей.
