Эгерт напрягся; ему показалось, что от пламени исходит не тепло, а холод.
– Большая ты птица, – сказала старуха в задумчивости. – Эко тебя перекорежило… Эгерт…
Солль вздрогнул.
– Шрам твой, – продолжала старуха, будто беседуя сама с собой, – метка… Кто ж метит так…
Она приблизила глаз к самому Эгертовому лицу – и вдруг отшатнулась; голубой глаз едва не вылез из орбиты:
– Лягуха-засветница, лягуха-заставница, лягуха-заступница… Уходи. Уходи.
И, с неожиданной силой схватив обомлевшего Солля за плечи, вытолкала его прочь:
– Прочь… Уходи, не оборачивайся… Не мне пред ним стать, не мне с ним тягаться…
Не успев опомниться, Эгерт оказался уже у калитки. Прижался спиной к забору:
– Бабушка… Не гони… Я…
– Собаку спущу! – рявкнула колдунья, и – светлое небо! – деревянный зверь медленно повернул осмоленную морду.
Эгерт пробкой вылетел за калитку. Он бежал бы без оглядки и дальше – но подломились ослабевшие колени, и Солль мешком грохнулся в дорожную пыль.
– Что же мне делать?! – устало прошептал он, обращаясь к мертвому жуку на обочине.
Калитка снова скрипнула, приотворяясь:
– Ищи большого колдуна… Большого… А на хутор не ходи больше, живым не уйдешь…
И грохнула, захлопываясь, калитка.
4
Два косых солнечных луча падали из витражных окон, заливая каменный пол веселым пестрым светом; от этого строгий, мрачноватый мир библиотеки преображался на глазах. Из-за толстой стены ровно доносился гул голосов – в Большом Актовом зале вот-вот должна была начаться лекция господина ректора. Третье окно – на площадь – впервые с самой зимы широко и радостно распахнуло обе створки, и с площади слышался далеко не такой чинный, но куда более жизнерадостный шум – песни и выкрики, стук копыт и колес, хохот, звон жести и лошадиное ржание.
Работа близилась к концу – длинный список испещрен был крестиками, а столик-тележка страдальчески прогибался под непосильным грузом отобранных с полок фолиантов. Тория привычно поставила ногу на стремянку – но подниматься не стала, а вместо этого вдруг закрыла глаза и ткнулась лицом в теплое, отполированное ладонями дерево.
Снова весна. Снова распахнуто окно на площадь, и терпкий, так любимый ею запах старинных книг смешивается с запахом разогретой солнцем пыли, травы и навоза. Скоро прогреется река и на острове зацветет земляника… Странно и удивительно, но ей так хочется поваляться в траве. Полежать, ощущая щекой примятые стебли и бездумно глядя, как пчела заползает в бархатное нутро цветка. Последить глазами за муравьем, пролагающим путь по стволу…
