Он пел уже четвертую песню. Пел так, как можно петь только в последний день жизни. Все, что у него оставалось — тепло, нежность, любовь, боль и гнев — Кельд выплескивал в каждой своей песне. Стремясь успеть сказать то, что завтра сказать уже не сможет.
Он догорал. Огонь, отпущенный каждому человеку на целую жизнь, яростно пылал, сжигая его дотла.
Его последняя осень. Его последний день. Лучший день в его жизни.
Кельд не боялся сорвать голос, и не щадил связки. Завтра для него уже не наступит, нет смысла себя беречь. Он должен выиграть Турнир — выиграть красиво, с блеском. А потом спеть Песню, что уже рвалась из его сердца, как почуявшая свободу птица.
Звенела гитара, голос его летел над многолюдной площадью, заставляя людей трепетать от восторга. Кто из менестрелей войдет в финальный квартет, кто составит ему конкуренцию? Он не знал, и для него это не было важно. Он выиграет этот турнир — просто потому, что другого в его жизни уже не будет. Он споет Песню — просто потому, что ее уже не удержать.
Отзвучал заключительный аккорд, и толпа взорвалась аплодисментами. Рукоплескала вся площадь, и зрители, и проигравшие уже менестрели, и те, кто продолжал соперничать с ним. Он не удивлялся этому. Кто может лучше Мастера понять красоту творения? Оценить нюансы, которые остальные даже не заметят? Уловить гармоничность ошибок, которые, как ни странно, делают песню живой?
Кто получит такое наслаждение от песни соперника, как другой Мастер?
Кельд под грохот оваций спустился со сцены и остался стоять, ожидая выступления Тириса Вельда. Того, с кем встретится в финале. Того, чье мастерство не уступало его собственному. Кто мог бы выиграть Турнир, если б это был его день. Последний день его жизни…
И кто, сам того не зная, был обречен на поражение. Сегодня. Сейчас.
Каждая песня, что летела над площадью, возносила его к небесам. Он был счастлив, абсолютно, непередаваемо счастлив — в первый и последний раз в жизни.
Жить стоило, подумал Кельд. Ради этого вот дня — стоило. А завтра… для него не будет никакого завтра. Так распорядилась судьба, и он не жалел об этом. Эти люди на площади — они будут помнить его песни до последнего вздоха. И пока они помнят, он жив.
