Последнее желание приговоренной | страница 21
И по всему двору заунывно поплыл не желающий обрываться автомобильный сигнал.
«Волгу» занесло вправо, и она, выворотив из земли железную балку, врезалась в одноэтажный, барачного типа, корпус — тот самый, что был приспособлен под складские помещения…
Автосигнал продолжал раздирать неподвижный воздух, в котором, казалось, даже снежинки замедлили свое нисхождение на землю — и тут что-то слаженно пропело, и по лобовому стеклу клейменовского «БМВ» — от возникшего на нем пулевого пробоя — дрогнув, разбежались белые трещинки.
Словно очень большая снежинка легла на стекло.
Автосигнал рвал воздух, а стекла машины покрывались все новыми и новыми трещинами — пока наконец лобовое стекло «БМВ» не распустилось лоскутами и не рухнуло на головы уже мертвых водителя и сотрудника ФСБ Курлова.
Сидящий на заднем сиденье вице-губернатор Виктор Сергеевич Клейменов с перекошенным в диком ужасе белым лицом закричал и откинул голову назад.
И тут же в его горло угодила пуля…
Пули продолжали стрекотать, но сигнал внезапно оборвался — и сразу словно кто-то задал новый отсчет, новый виток всему творящемуся кошмару.
Удар был громовым. Казалось, само небо треснуло от заполонившего узкий двор грохота, порхнули вспугнутые снежинки — и небо перевернулось, легло на землю и разодралось молнией…
Чудо немецкого автомобилестроения жестоко рвануло, машина подскочила, перевернулась, а потом снова опустилась на землю, несколько раз, подпрыгнув, как кошка с перебитым позвоночником, и, проскрежетав по асфальту полуотвалившимся задним бампером, замерла. В этой горящей и почти полностью скрытой в огне и в облаке тяжелого дыма развалине не было ничего общего с тем красавцем, который въехал во двор в сопровождении основательного кортежа буквально минуту тому назад.
…И даже нечего было думать о том, что там, в «БМВ», кто-то мог уцелеть.
Я взбежала по ступенькам с такой скоростью, будто совсем их и не касалась. Сквозь окно третьего этажа до меня долетели какие-то странные звуки со двора.
И еще — я никак не могла понять — привычное ощущение опасности, давно уже уложенное в определенные разумные рамки, распухало, как передержанное дрожжевое тесто… перекрывалось каким-то нехорошим, зудящим, туманящим голову предчувствием.
На четвертом этаже я наткнулась на старичка, которого первоначально приняла за того самого, с собачкой, но потом мне подумалось, что собаки при нем нет, да и не мог он так быстро подняться на четвертый этаж — быстрее меня!