— Видишь ли, здесь нет громыхающего оркестра, — продолжал Виктор. — Вон на крохотной сцене рояль. На нем играют Скрябина, Шопена, Равеля, Прокофьева, тихую минорную музыку. Самое удивительное, только минорную. Ни одного мажорного ноктюрна Шопена или мажорной песни Мендельсона ты не услышишь. Почему? Не знаю. Печаль сочетается со свечами, с любовью, но с едой, — он улыбнулся своей замечательной белозубой улыбкой, — с разнообразной снедью… не знаю, как это совместить.
— Ты ученый, тебе виднее, — сдержанно возразила Наташа. — Возможно, при минорных вещах пища усваивается легче.
Виктор протестующе поднял обе руки:
— О нет, не будем переходить на прозу.
— Она сама нас переложит на свою тональность, — снова возразила Наташа. — Вот ты закажешь мясо, запеченное в горшочке… грибы… устрицы, если они здесь есть… и поэзия улетучится…
— Как мне нравится все, что ты говоришь. — Виктор снова взял ее руку и прижался к ней губами. — У нас есть возможность компромисса.
— Разве бывает минорная пища? — полюбопытствовала Наташа.
— Закажем просто все очень легкое: салаты, фрукты, шампанское, шоколад…
— Шопена, Шумана, туман над утренней рекой, счастье на всю жизнь, — продолжила Наташа.
Лицо его вдруг сделалось детски-изумленным, он хлопнул себя по лбу.
— Ты так поразила меня своей красотой, что я забыл самое главное! — воскликнул он. — Ведь у меня для тебя подарок.
Наташа заставила себя рассмеяться:
— Подумать только! И у меня для тебя тоже.
— Правда? — обрадовался Виктор. — Ну, давай сперва ты!
Наташа раскрыла сумочку:
— Это детская игрушка. Калейдоскоп. Я очень любила его в детстве. Прищуришь глаз — и видишь волшебный мир. На самом деле его нет, все обман, внутри трубки просто осколки стекла, сор, но благодаря зрительному эффекту хаос и беспорядок отступают и воцаряется волшебство. Смотри в этот глазок иногда. Ты будешь видеть меня. Ты будешь видеть всегда этот мир таким прекрасным, каким я хочу его видеть.
Наташа подняла на него глаза и вдруг увидела, что Виктор плачет. Он быстро закрыл глаза рукой, и по горлу его как будто прошла судорога.
— Прости, — сказал он. — Просто я очень люблю тебя. Ты мне веришь?
Так же твердо, как в этот хрупкий мир красоты внутри обмана, — вкрадчиво произнесла Наташа и, отведя его руку с глаз, сняла пальцем одну слезинку и попробовала ее на вкус. — Действительно живая, — пробормотала она.
— Соленая, ты хочешь сказать?
— Нет, настоящая.
— Так вот мой подарок. — Виктор заторопился и подтянул с пола полиэтиленовый мешок. — Это тебе.
