Однажды Гена позвонил и без лишних предисловий сказал:
— У меня Галя, мы играем в подкидного. Приходи, она подработать хочет.
Об этой Гале, Генкиной ровеснице (а он повзрослел на год), я уже от него слышал. И как-то раз обмолвился, что недурно бы на нее взглянуть. А когда пришел и увидел, то меня победило ее сходство с «опарышами» из ночной грезы.
Худосочная и низкорослая, с огромными серыми печальными глазами на бледном лице, с пунцовым ртом до ушей, она выглядела года на три-четыре младше своих лет. Только груди, тянувшие на хороший второй номер, были не по ее комплекции. Неожиданно она мне их продемонстрировала без всяких поползновений с моей стороны, каким-то обреченно-заученным движением задрав грубый потертый свитер. Другой одежки под ним не оказалось.
Я сидел на диване, а она, бросив картёж, стояла передо мной с закатанным под подбородок свитером. И, не удержавшись, я поцеловал сначала один нежно-розовый сосок, потом другой…
Галя трудилась «соской» на автомобильном рынке, находящемся в конце нашего проспекта — там, где он постепенно переходит в свалки и капустные поля. Она бродила по площадке с выставленными на продажу машинами или по улочкам контейнеров, из которых бойко торговали запчастями, моторным маслом, инструментом. Иногда Галю подзывали сами любители, иногда, перехватив недвусмысленный взгляд, она подходила и предлагала: «Дяденька, хотите, я вас поласкаю?»
Одно время девочки, работавшие минетчицами при авторынке, чтобы избежать лишних слов, стали носить на шее детскую пустышку. Этот своеобразный «медальон» и указывал на «способ употребления» носительницы.
Клиентуры было навалом. Возрастного ценза не существовало. Интересантами выступали и едва вошедшие в половую зрелость прыщавики, и седовласые солидные отставные люди. Что лишний раз свидетельствует о ханжеской морали. Впрочем, не мне выступать обличителем общественных язв. Плохо же для Гали было то, что оплата ее стараний иногда происходила с большим скрипом, а иногда они и вовсе оказывались безвозмездными.
Раздался звонок в дверь, Гена открыл, и на пороге возникла подружка и соратница Гали во всех ее начинаниях — юная бомжиха Оксана, беглая детдомовка. Ей тоже было пятнадцать, но выглядела она старше своих лет — высокая, крепкотелая, с лоснящейся, словно отполированной физиономией. Оксану никто не звал и не ждал, она сама будто почуяла некий душок. В общем, «то не стая воронов слеталась…»
