Когда торжество закончилось, Коля вышел на улицу и с удивлением обнаружил, что его новенькую машину угнали. Это было очень несправедливо. Милиция, приняв заявление, сказала, что будет искать, а Араик Абелович, которого Коля чуть позже стал подозревать в мошенничестве, хмурил брови и возмущался:
— Слушай, да. Как ты мог подумать, дарагой?
Вернувшись в свою маленькую комнату в полуподвальной коммуналке на Второй Брестской, Коля окончательно утратил веру в людей и в божественную справедливость. Для того чтобы ее восстановить, нужно было отомстить. А то, что мстить было некому, расстраивало Колю еще больше. Совместить воедино в своей голове две противоречащие друг другу картины не получалось, и это вызывало тревогу. Выход из критических ситуаций обычно находился всегда. А что делать сейчас, было неясно.
Поначалу он молча сидел на диване, тупо уставившись в маленькое окно, наполовину утопленное в бетонном приямке, в верхней части отсвечивавшее темным ночным небом. Поглаживая по спине своего любимого рыжего кота по имени Загрызу2, Коля размышлял о своем горе. "Вот так и я, как это окно, нахожусь сейчас между небом и землей. И почему все так несправедливо? Пойду напьюсь. Умные люди говорят, помогает", — рассудил он и пошел в магазин за водкой.
Что было потом, он помнил урывками. Кажется, он крушил в комнате мебель, ругался на кухне с соседями по коммуналке и пытался вскрыть себе вены тупым хозяйственным ножом. Потом картинка исчезла.
Как размышлял впоследствии Коля, на суицид он пойти не мог потому, что очень любил жизнь, да и сформированное за долгие годы индийское мировоззрение чуралось любого насилия над телом его носителя. Скорей всего, резаную травму на руке ему нанесли соседи и под шумок свалили все на Колю.
Очнулся он в лечебнице, с зашитым запястьем, мокрый снизу и сумерками в мозгах. Постепенно напичканный нейролептиками, пациент успокоился, хорошо себя зарекомендовал перед докторами и младшим медперсоналом. В беседах с лечащим врачом поведал о своей нахлынувшей мизантропии, о причинах, ее вызвавших, и поинтересовался, как он сам может себе помочь. Доктор посочувствовал Колиному горю, отметил позитивное стремление к самопомощи, подарил блокнот в мелкую клеточку и велел отображать в нем возникающие образы и записывать мысли, а если получится, даже стихи.
Его заветный блокнот, в который Коля записывал умные мысли на протяжении долгих лет, лежал дома. Но стихов в нем не было. Стихи Коля не писал никогда в жизни, поэтому он был несказанно удивлен, когда перед сном написал на новой странице следующие строчки и нарисовал к ним картинку, изображающую людей, спасающихся и гибнущих от тяжелой небесной кары.
