Впрочем, все институты власти, взаимоотношения между ее ветвями — величины условные: время, место и люди придают им каждый раз новое значение, наполняют иным содержанием. Единственная безусловная реальность — народ. Демократия — власть народа, как бы ни опаскудили великое слово московские перевертыши! А опаскудили потому, что взяли на себя роль посредников между народом и властью, застолбили тепленькие местечки политических менял, выгодно конвертирующих народные устремления в валюту, недвижимость и прочие “общечеловеческие ценности”.
Я — за “прямую демократию”. За власть народа, не униженную, не разменянную, не истасканную сотней посредников-негодяев. Те, кто дни и ночи стоял у Дома Советов, знает: “прямая демократия” — не химера, не выдумка кабинетных романтиков. Она озаряла небритые, усталые лица людей, гревшихся вокруг тусклых костров у сумрачной громады осажденного Дома. Тогда она не воплотилась в конкретику власти. Начавшая оформляться политическая система была расстреляна из танковых орудий. Но она начала оформляться, приобретать реальные черты! Потому-то кремлевские властители и поспешили выкатить танки, чтобы навсегда похоронить мечту народа, волю народа непосредственно решать собственную судьбу.
Осенью 1993 года “прямая демократия” воплотила себя в работе Верховного Совета России. Опальный парламент, в силу ряда причин, оказался передаточным устройством, резонатором народной стихии. Осенью 1996 года “прямая демократия” определяла и направляла деятельность Александра Лукашенко. В этом — глубинный, сущностный уровень ситуации в Беларуси.
Как это часто бывает, враги президента лучше, чем приверженцы, выразили смысл его деятельности. “Мы являемся живыми свидетелями создаваемой в конце ХХ века в центре Европы модели общественного устройства, характерной для навсегда ушедших, казалось бы, эпох”, — провозглашает оппозиционная “Свабода” (22.11.1996). И тут же поясняет, что это за модель: “Режим личной власти с ярко выраженной охлократической окраской”.
Охлократия — власть толпы. Но тут же, себе противореча, газета выдает главное, что не дает покоя: Лукашенко создает не государство толпы — республику народа. “Лукашенко апеллирует к “народу”, — сквозь зубы признает “Свабода” и выплескивает на народ всю, видимо, долго копившуюся злобу, — т. е. к неполитическому спектру общества, к той части населения, которая находится за пределами собственно политического пространства, к людям, не имеющим представления о политике и механизмах функционирования политической системы”.
