Между тем, вышедшая Чечня не успокоится. Она потянет за собой новые и новые территории. Говорят, что России нужна передышка в несколько лет, а потом- де, мол, будет “новая Нарва” и новый Петр поднимет здравицу за своих учителей. Пока что, извините, здравицу за своих учителей поднимает Удугов, причем с экранов российского телевидения. При таком заходе, господа бизнесмены, администраторы и властители, народ не подымется никогда, ни сейчас, ни через десять лет. Ибо вы его сознательно “опускаете”.
Рыбкин на всю страну несет ахинею о том, что во всех республиках Российской Федерации, как и в Чечне, существуют свои армии. Он, простите, в своем уме? Он почему вдруг учит, нужно или не нужно брать автоматы и идти воевать в Чечню? Он что, намерен отдать свою фешенебельную квартиру офицерам и солдатам выводимых бригад? Или жертвы его бездарности и бессмысленности, его фанфаронства районного масштаба, соединенного с аппаратной изворотливостью, все-таки обречены зимовать в палатках на снегу?
А Шамиль Басаев заявляет, что русских детей-сирот он, в отличие от двух российских бригад, из Чечни не выпустит, ибо, в противном случае, из этих детей потом вырастут враги Чечни. Понимает ли Ельцин, какая в этом высказывании пощечина ему лично? После проглатывания таких высказываний президенты превращаются в золотарей. Раз и навсегда, без права обратных превращений. А между тем, “гениальный мирный прорыв” со сдачей последних российских возможностей поразительно совпал по срокам с этой пощечиной. Случайно ли?
Вывод 101-й и 205-й бригад — это оскорбление чуда. Это посягательство на хрупкий союз между не чуждыми государственности либеральными группами и теми патриотическими силами, которые во имя сохранения российской социальной макросущности готовы отстаивать совместимость несовместимого, дающую России почти невесомый шанс удержаться над бездной.
Присягавшие на словах государственности, либеральные группы этим выводом опрокидывают идею объединения очень разных коллективных политических личностей перед лицом надвигающейся государственной катастрофы. Есть ли в этом что-то, застающее нас врасплох? Конечно же, нет! При совмещении несовместимого самое постоянное, увы — “временные” взаимные срывы. Меняет ли это что-нибудь в стратегических установках? Отнюдь. Такие хрупкие союзы всегда базируются на трех основных вещах. Это, во-первых, ситуационный политический интерес, учитывающий расклад сил в определенной конфликтной ситуации. Тот интерес, который после своего исчерпания позволяет превратить союз в противостояние. Это, во-вторых, всегдашняя готовность воздействовать на противника, добиваясь его сущностных изменений и помня, что задача состоит в склеивании своего общества, в удержании его над пропастью политического инферно. Это, в-третьих, предельная бескомпромиссность в вопросах отстаивания государственной целостности. Бескомпромиссность, не замешанная на демонизации, но от этого не менее беспощадная. Скорее, даже наоборот.
