Мне становится нехорошо. И даже не от натуралистичности описания, а от того, что я вспомнила, как Стас говорил мне почти те же слова, когда рассказывал о колдовской силе камня.
– Мишель, а откуда ты все это знаешь? – Я перебиваю его почти резко, поэтому пытаюсь смягчить вопрос. – Прости, конечно, но…
– Легенды эти по деревням до сих пор ходят, – Мишель не обижается нисколько, – мы же когда обследование по районам делаем, не только съемкой занимаемся.
Да, это я знаю, сама с института в экспедиции ездила. Это у нас называлось «археологическая разведка». Приезжаешь на место, на край деревни, несколько человек идут по окрестностям, по лесам, по полям: посмотреть, полазить – может, курган какой найдется или площадка среди леса ровненькая – не иначе городище или селище… А двое – по домам с вопросами. Старожилов расспрашивать – нет ли поблизости места, которое неизвестно почему зовется «городок», или «камни», или «могилы»… и тому подобное. Мы с подружкой любили именно опрашивать, да и получалось у нас это лучше всего. Умели мы разговорить стариков. В руках у нас блокноты, на одном плече – нивелир, на другом планшет с картой, в кармане удостоверения Государственной археологической экспедиции. Видно, что люди работают, причем не просто работают, а наукой занимаются. Встречали нас всегда хорошо. И рассказывали, и даже провожали до места, нас заинтересовавшего, и накормить всегда пытались, хотя наш начальник и ругался, если мы продукты приносили в лагерь. Мы, дескать, на службе, нечего попрошайничать. Да кто ж попрошайничал-то? Люди сами старались угостить. «Вы небось, девоньки, до вечера голодные ходите? – спрашивает бабушка какая-нибудь. – А вечером в палатку? И ночуете в палатках? А едите что? Консервы? Деточки мои, да возьмите хоть молочка – свеженькое, только надоила…» И сметанки «криночку», и яиц «только из-под курочки», и капустки «прямо с грядки»… В общем, иной раз наш начальник, высаживая нас с подругой около очередной деревни, командовал: «Продотряд – на выход!» А заменить нас не хотел – лучше нас никто с местными не говорил. Эх, золотое было время!
Увлекшись воспоминаниями, я как-то отвлеклась мыслями, но, кажется, ничего важного не пропустила. Мишель тоже рассказывает Зинаиде Геннадьевне про разведку и – смешно! – тоже про институт.
– Мы не только археологические названия собирали, – говорит Мишель, – мы и фольклор записывали. Тогда я и «подсел» на легенды, – он улыбается. – У нас совместные с литфаком экспедиции были. Мы как на первом курсе с ними вместе абитуриентскую практику отрабатывали, так и потом вместе и в экспедиции, и на практику в школу… И был там такой любитель оккультных наук – Язычник кличка у него была, – его как раз культ животных больше всего и интересовал. Красивый парень – девки все с ума сходили – высокий, стройный, волосы черные, вьющиеся, до плеч, глаза черные, брови такие… выразительные. И ходил вечно в черном пальто до пят. Демон. – Мишель вздыхает. – Говорят, потом совсем свихнулся.
