Ужасный это был для них день — третье сентября.
Карл Григорьевич так и сказал:
— Ужасный это был у вас день! Появляется надежда и рушится, и опять появляется и опять рушится, и опять, и опять, и опять. А дед у вас очень любит Варяга! Да?
— Очень, — сказал Данила.
— А у меня жесткошерстный фокстерьер, — гордо сказал Карл Григорьевич и тут же спросил: — А это у вашего деда не первая собака?
— Первая, — вздохнул Митька. — В том-то и дело, что первая. А он о ней мечтал всю жизнь. И нам рассказывал, как он мечтал. Он до войны жил со своей бабушкой в Ленинграде, а в «Пионерской правде» много печатали про собак, и про пограничников, и про ребят, которые собак вырастили для пограничников. И он тоже мечтал, чтобы вырастить и чтобы про него напечатали. А у них с его бабушкой возможности не было держать собаку. И он играл сам с собой, будто собака уже есть. Он же ребенок был. Шел по Васильевскому острову — в школу или в булочную — и играл, будто рядом идет его овчарка. Чепрачная. Знаете — с черной спиной?
— Да, — сказал Роман Ефимович и погладил свою голую голову. — Я тоже когда-то играл вот так. И ему действительно будет тяжко.
— Вот что я сейчас сделаю, — отчеканивая каждое слово, сказал Карл Григорьевич. — Я вам сейчас скажу одну совсем неприятную вещь. Вы люди серьезные, и вам надо знать, насколько все на самом деле сложнее и безнадежней.
— Насколько? — строго спросила младшая Скородумова.
— Намного, — сказал Карл Григорьевич. — Этот ваш таксист Петя совсем молодой? Так? И вы все живете в этом районе недавно?.. Шестой год. А люди ездят на своих машинах не только как удобней ехать, но еще — как привычней. Вот я езжу уже двадцать лет. И ездил по Масловке, когда этого роскошного проезда на Ленинградский проспект недалеко от ваших домов еще не было. И когда мне надо было попасть с Масловки к друзьям на Красноармейскую, то я доезжал до трамвайного круга и — налево по Чеховской улице до самого дома! Понимаете? Так что тот человек, который увез вашу собаку, если он ездит по этим местам давно, спокойно мог покатить таким вот маршрутом дальше Масловки — на Красноармейскую и на Часовую…
— И на Ленинградский проспект, и на улицу Алабяна, и на Волоколамское шоссе, — назидательно прибавил Роман Ефимович.
— Ромка, ты всегда говоришь и пишешь лишние слова! — перебил его Карл Григорьевич. — Им уже хватает разочарований. Давайте, как говорит Олин папа, оставим хотя бы один-единственный шанс. Всего один. Остальные лопнули. И все же допустим, что владелец машины живет в районе Красноармейской и Часовой и машину можно найти. Но время, время! Сейчас пятнадцать минут восьмого. И даже если бы у нас была не одна, а три или четыре машины, мы все равно не смогли бы до ночи объездить и осмотреть весь этот район.
