Видит Бог, я никогда и не помышлял о том, чтобы заявить какие бы то ни было права на возлюбленную, не говоря уже о надежде повести ее под венец. Я вообще не мог представить себе мою звездную королеву, мою Уранию, как я величал ее в своих восторженно-мальчишечьих мечтах, замужней женщиной. Поэтому сообщение кардинала поразило меня как гром, – напрасно я силился произнести слова, которых от меня, вероятно, ожидали. Но тут отворилась дверь, и вошла Диана, сопровождаемая обеими своими дорожными спутницами. На ней был роскошный наряд, предписываемый женщинам римским придворным этикетом, лицо ее под черной кружевной вуалью казалось узким, осунувшимся и страстно-взволнованным. Кардинал пошел ей навстречу, взял ее за руку и подвел к маркизу со словами:
– Вот, дорогая моя племянница, тот избранник, которого я определил тебе в мужья. Да благословит Господь ваш союз.
Но тут случилось нечто неожиданное, нечто неслыханное! Диана, смертельно побледневшая при словах кардинала, отняла свою руку.
– Ваше Высокопреосвященство, – промолвила она тем гордым, величественным и неумолимым тоном, знакомым мне еще по «преддверию неба, – я не могу принять ваш выбор, ибо уже сама выбрала свою судьбу: есть лишь один человек на земле, за которым я последую хоть на край света, будь то неволя или смерть.
Я не знаю, произнесла ли она в самом деле последние слова, или я расслышал их своим сердцем в глубинах ее души; помню лишь, что в тот миг я словно прозрел: она любит учителя, томящегося в неволе, быть может даже, обреченного на смерть! И мне уже казалось, будто я всегда знал, что она любит его, и только его, и что в этом-то и заключалось невыразимое очарование ее внешнего и внутреннего облика, очарование, которое моя любовь ощутила как аромат одного и того же цветка, расцветшего в лоне ее и моей жизни.
Между тем мы все стояли словно парализованные ее словами. Наконец кардинал обратился к маркизу, по-светски искусно сохраняя самообладание:
– Дорогой маркиз, мы испугали мою племянницу. Мы действовали слишком прямолинейно. Простите бедному слуге Церкви его неуклюжесть в роли отца молоденькой девушки.
– Я, напротив, прошу вас простить меня, Ваше Высокопреосвященство, – ответил маркиз, – мне непривычна роль отверженного.
Он поклонился с ледяной вежливостью и покинул покой.
Кардинал дал знак обеим перепуганным дамам, и те поспешили вслед за гостем, вероятно, чтобы успокоить его. Я ожидал, что кардинал попросит удалиться и меня, но он, очевидно, просто забыл о моем присутствии.
