– Покусай меня эльфуш, это действительно ты… Это он! Наконец-то!
Закованный разбойник смотрел на него без страха и без почтения – внимательно, будто задал вопрос и теперь ждал ответа.
– И за кем осталось последнее слово? – с усмешкой сказал князь, останавливаясь прямо перед лицом Юса-Садовника, благо тот, закованный, не мог причинить ему вреда.
– Ты его чувствуешь? – тихо спросил разбойник. – Там, внутри? В душе? Каково тебе жить с ним – легко?
Усмешка князя медленно померкла.
– Легко, – сказал он, жестко глядя разбойнику в глаза. – Совсем не заметно. Я теперь думаю, что его вообще не было. Это было просто еще одно испытание, и ты – струсил.
– Ты думаешь? – спросил Юс-Садовник.
– Тебя казнят завтра, – сказал князь. – Я выписал из-за моря палача – такого, каких прежде у нас не было. Ты проживешь под пыткой часа три, не меньше. Мастер не позволит тебе потерять сознание.
– Ушастый Звор не ошибся в тебе, – сказал Юс-Садовник.
– Да, – подтвердил князь. – Не ошибся.
* * *
Утром его, закованного, посадили в позорную телегу и медленно-медленно повезли на рыночную площадь, где уже сооружен был специальный эшафот. Не просто помост с плахой или виселицей – на этот раз площадку для казни строили по чертежам иноземного мастера, и местные палачи дивились хитроумным устройствам, до которых соотечественники приговоренного до сих пор не додумались.
Юстин ехал, прислонившись спиной к деревянному борту телеги. Смотрел назад; город уходил от него, будто уносимый отливом. Улицы соскальзывали в никуда. Толпы тянулись мимо – и тоже соскальзывали. Юстин поразился, как много стало в городе людей. В давние времена все было не так.
На нем камнем лежали слова Радима: «Я теперь думаю, что его вообще не было. Это было просто еще одно испытание, и ты – струсил».
Он был уверен, что Радим не прав – но жизнь соскальзывала с него, отступала, как вода, позади были годы лесной жизни и чужих смертей, впереди были три часа пыток – и Юстин думал, что, может быть, он ошибся?
От этой мысли ему было плохо. Он следил, чтобы лицо его не выдало тоски – ведь люди, во все глаза глазеющие не него, решат, что он боится смерти. Боится иноземного палача, специально выписанного Радимом из-за моря…
Случайно ли, что Радим так ненавидит его?
Звор не стал бы выписывать специального палача. Но, придумывая для Юстина казнь, Радим не нарушает воли Звора. Красный шелковый флажок – если он действительно есть в душе Радима – не помешает ему присутствовать на казни…
