Да, говорил Юстин. Я обещал… и я готов.
Значит, говорила Анита, просто прими этот флажок, будто жертву. Пусть это будет твоя первая уступка жене… А потом и я тебе в чем-нибудь уступлю.
Тогда он сдался и сказал: мне надо привыкнуть к этой мысли. Дай мне время, чтобы я мог смириться с этим.
Поднялось солнце, и Анита ушла, печальная и задумчивая, но на прощание поцеловала Юстина и сказала: я буду ждать. Вот тебе монетка, когда решишься – брось ее в огонь…
А на другой день его выследили, и теперь он бежал, ежесекундно ожидая выстрела в спину.
Немного утешало то, что если погоня совсем уж наступит на пятки – можно будет наскоро развести огонь и бросить в него Анитину монетку. И Анита поможет – если, конечно, на небе в этот момент будет солнце или хотя бы луна…
Когда Юстина догнали, было пасмурное, безо всякой надежды утро. Стрела воткнулась в ствол в полупальце от его уха; не успев ни о чем подумать, он упал в неглубокий осенний снег и покатился вниз по склону оврага. Под слоем снега были сухие дубовые листья, можно было бы зарыться в них и переждать погоню – если бы только было время, и если бы не далекий лай собак, охотничьих бестий, от которых прятаться бесполезно…
Он скатился на дно, укрылся за поваленным стволом, взял лук наизготовку – и понял, что сейчас придется впервые в жизни стрелять в человека.
Те, кто преследовал его, не испытывали никаких неудобств, целясь в себе подобного. И, безусловно, в охоте на человека они были куда опытнее Юстина – стоило ему неосторожно приподнять голову над укрытием, как шляпу с него сдернули, будто шутя. Оглянувшись, он увидел ее на земле – нанизанную на стрелу с красивым черно-белым оперением.
Вооруженные люди в сером – кажется, их было четверо – ловко, будто играючи, перебегали от укрытия к укрытию, спускались все ниже в овраг. Юстин лежа натянул тетиву – и, внезапно поднявшись над поваленным стволом, выстрелил в первого из бегущих. И сразу же увидел, что стрела его идет мимо, и что навстречу ей сверху, из чужого укрытия, идет другая стрела. Юстин скорее почувствовал ее, нежели увидел – и, как в дурном сне, понял, что не успевает убраться с ее пути, увернуться, упасть…
Под снегом была листва. Запах осени, покоя, кладбища. Юстин лежал лицом вниз, а там, на склоне оврага, кто-то кричал, и в крике его была смерть.
Юстин приподнялся.
Те, что секунду назад спускались склоном оврага, теперь пытались отступить под градом стрел. Стрелы приходили из-за Юстиновой спины, доставали бегущих, те падали и барахтались в снегу и в листве. Собачий лай приблизился, потом отдалился; Юстин оглянулся. В десятке шагов за его спиной стоял тощий, по глаза заросший седой бородой старикашка.
