– Сеньор Алонсо, – подал голос молчавший до того Карраско. – Мы с вами тысячу раз говорили… Помощь, о которой вас никто не просил – тоже преступление! Вмешательство в чужие дела, которые вас не касаются – тоже преступление!
– Напрасная трата слов, – махнул рукой Авельянеда. – Этому сеньору кажется, что он в своем уме… Что ж, не стану вам мешать. Прощайте!
– Одну минуту, – сказал Санчо, когда Авельянеда был уже в дверях. – Одну минуту… Я хочу вернуть вам ваши деньги.
Авельянеда поднял брови:
– Что такое, любезный Панса?
– Ваши деньги, – громко повторил Санчо и взял со стола поднос. – Те самые, что вы анонимно заплатили мне за то, чтобы Дон-Кихот никогда не вышел на дорогу. Здесь все, забирайте-забирайте.
И, поклонившись, как лакей в трактире, протянул Авельянеде поднос.
Авельянеда долго смотрел на пачку денег, на письмо, а все смотрели на Авельянеду. Он надувался, становясь похожим на бурдюк с вином, на один из тех отвратительных бурдюков, с которыми сражался еще Рыцарь Печального Образа.
– Как человек бережливый, – хладнокровно продолжал Санчо, – говорю вам: заберите денежку, в хозяйстве пригодится. Кто за копеечку не держится, тот сам ни гроша не стоит. Берите.
И снова молчание. Надутый и красный сосед стоял как на арене цирка – под многими взглядами.
Наконец, Авельянеда зашипел. Засипел, засвистел, как проколотый воздушный шар, и только потом обрел способность к членораздельной речи:
– Вы… Вы! Идиоты! Безумцы! Да чтобы я! Свои деньги! Потратил на этого! На это! Свои деньги! Да вы рехнулись тут все! Это оскорбление, я буду вправе, как честный идальго, потребовать пятьсот суэльдо за обиду! Да если какому-то идиоту интересно тратить свои деньги, чтобы этот, – он ткнул пальцем в сторону Алонсо, – чтобы этот сумасшедший, чтобы этот дон Олух оставался дома… Да Бога ради! Но чтобы платить деньги этому Санчо, надо быть вдвойне идиотом, потому что если за этим, – снова хамский жест в сторону Алонсо, – стоят поколения сумасшедших идеалистов, то за этим, – он ткнул пальцем Санчо в грудь, – стоят поколения полных дебилов, которые рисковали шкурой не ради идеи даже – а ради «губернаторства на острове»… Вы, бездарности, присвоившие обманным путем чужую славу! Славу добрых и честных людей, которые в поте лица своего трудились на благо общества… а не мотались по дорогам! Вы, свихнувшиеся на одной-единственной книжке, занудной, лживой и к тому же плохо написанной! «Хитроумный идальго Дон-Кихот»! И чтобы я платил свои деньги, чтобы вас удержать? Да скатертью дорога! И пусть на вас падут все побои, все унижения, вся грязь, вся навозная жижа, которую так щедро получал в своих странствиях Рыцарь Печального Образа. В десятикратном размере!
