Я отмахивалась, еще не зная, какую роль это сыграет в моей жизни.
Когда Шкипер, инсценировав свои похороны, ушел в подполье, его люди время от времени продолжали появляться у меня: узнавали, как дела, между делом просили лечить ножевые и огнестрельные ранения. Мне это все очень не нравилось, но я лечила, поскольку появлявшийся зеленый шар уже нельзя было прогнать обратно, да я бы и не рискнула. Степаныч умер, и я стала сдавать комнаты в нашей огромной квартире – не столько ради денег, сколько из боязни жить одной. Квартировали у меня трое студентов из Бразилии, и Жиган, появившись в один из осенних дней, насмерть влюбился в мулатку Марию Канчерос, студентку отделения русской литературы, красавицу с великолепной фигурой, веселую, доброжелательную и – непоколебимо порядочную.
Жиган был тогда уже «при больших делах», приезжал ко мне на огромном джипе, прилично одевался и имел, вероятно, успех у женщин, хотя лично я его терпеть не могла. Меня раздражала его вечная поганая ухмылка и готовность хамить по поводу и без, – невзирая ни на возраст, ни на пол собеседника. Впрочем, с Марией он вел себя безупречно. Несмотря на это, я как можно скорее просветила мулатку в отношении деятельности Жигана, и Мария держалась стойко: не принимала ни цветов, ни подарков, ехать с Жиганом развлекаться отказывалась и, стоило ему появиться, немедленно скрывалась в своей комнате. И тем не менее я видела, что Жиган ей нравится. Неизвестно, чувствовал ли он это, но позиций упрямо не сдавал и в конце концов добился своего. Он увез Марию прямо из ресторана, где мы всей компанией отмечали мой день рождения, ночь они провели вместе, а на другой день Мария явилась заплаканная, в разорванном до талии платье, и с порога заявила, что улетает домой.
Что произошло между ней и Жиганом, я так никогда и не узнала. Бесспорно было лишь то, что он не обидел ее: ни синяков, ни ссадин у Марии не было видно. Но решение Марии было окончательным, через три часа она уехала в аэропорт, а еще через час в квартиру ворвался Жиган.
Мне до сих пор иногда снится заснеженное Ленинградское шоссе и свет фонарей вдоль него, слившийся в сплошную полосу. Жиган гнал машину так, будто это был не джип, а военный истребитель «МиГ-122», и мне, на мою беду запрыгнувшей на заднее сиденье, оставалось лишь молиться и дрожать от страха, видя в зеркале неподвижные черные глаза Жигана. Разумеется, мы не успели: Мария улетела в Рио.
Неделей позже Жиган вылетел в Бразилию, не теряя надежды объясниться с мулаткой. Но Мария, услышав его голос в телефонной трубке, тут же отключилась. Жиган внаглую поехал прямо к ней, но в особняке на фешенебельной улице Алькальди его не пустили дальше ворот.
