Я не успела ответить, потому что в следующую минуту из открытых настежь окон повысовывались взлохмаченные головы сестер. Девки дружно вытерли вспотевшие лбы, воззрились на Шкипера и хором сказали:
– Будь здоров, брильянтовый!
– Ага… – немного опешив от такой хорошей срежиссированности, сказал тот. – Всем привет, как долетели?
– Да ты ж мой ненаглядный! Живо-о-ой! Ура-а-а!!! – раздался истошный визг, и Милка, вихрем перелетев через подоконник первого этажа, сиганула Шкиперу на шею. – Вот клянусь, до последнего Саньке не верила! Говорила – пока своими глазами эту бандитскую морду не увижу – не поверю! Да ты ж мой золотой!!!
Артисткой Милка всегда была бесподобной: самая искренняя радость била из нее фонтанами. Шкипер слегка усмехнулся, аккуратно снял с себя Милку, поставил ее на крыльцо. Она, ничуть не смутившись, заявила:
– Ну, теперь тыщу лет проживешь, обещаю!
– Твоими молитвами, сестра. – Он огляделся, посмотрел на меня: – А Бьянка где? И эта шалава?
Поняв, что он имеет в виду Лулу, я пожала плечами. Она начала было убираться вместе с нами, но потом куда-то исчезла, и я подумала, что мулатка ушла на пляж к Жигану. А про Бьянку я не успела ответить, потому что со стороны задней, заплетенной виноградом калитки, ведущей к морю, послышался нестройный смех, цыганская речь, и во двор гуськом вошли двенадцать человек детей от тринадцати до двух лет. Самая маленькая, трехмесячная малышка Жозефина, сидела на руках Соньки, замыкающей шествие. Огромные темные Сонькины глаза посмотрели на Шкипера без всякого смущения, спокойно и ласково.
– Здравствуй, ангел мой. Это ты Сашкин муж?
Шкипер изумленно посмотрел на меня. Было очевидно, что ангелом его назвали первый раз в жизни, и более неподходящее сравнение трудно было подобрать. С Сонькой он ранее не был знаком и не мог знать, что этим словом жена Лешего называет абсолютно всех, начиная с малолетних племянников и кончая супругом. Я поняла, что нужно вмешаться.
– Шкипер, это Сонька-Ангел, жена Лешего, ты ее не знаешь.
– Жена – кого?!
– Подожди, я сейчас… – я собралась было сбегать за Лешим, но Шкипер остановил меня. Он рассматривал ватагу детей, которые, остановившись у крыльца, тоже глядели на него, как это делают только цыганские дети: в упор, любопытно и без капли стеснения.
– Опаньки, – сказал Шкипер. – И что это, Я СПРАШИВАЮ, такое?!
Проследив за его взглядом, я поняла, что Шкипер имеет в виду. Первым в ряду детей шел Милкин племянник, тринадцатилетний Сенька, рослый, смуглый и сильный мальчишка с сумрачной физиономией. На закорках у него, положив встрепанную, всю в песке голову ему на плечо, спала Бьянка.
