Записки безумной оптимистки. Три года спустя: Автобиография | страница 64



– Эй, кому погадать!

Народ не обращал на нее внимания. В конце концов ромала шлепнулась около меня на скамейку, расправила грязную цветастую юбку и спросила:

– Хочешь, правду расскажу?

Я, решившая после возвращения из Сирии никогда не иметь дела с теми, кто предлагает заглянуть в будущее, решительно ответила:

– Нет!

Девушка засмеялась:

– Ты счастье нашла!

Я молчала, надеясь, что она уйдет. Цыганка встала, ткнула пальцем в Снапа и сообщила:

– Господь тебя за это наградит, дома радость ждет!

Вымолвив эту фразу, она пошла по проходу, подметая длинной юбкой грязный пол. На всякий случай я поплевала через левое плечо. Не надо мне никаких радостей, обойдемся, нам и так хорошо!

Тридцать первого августа ко мне на кухню ворвалась Алена и велела:

– Завтра в семнадцать часов ты у меня!

– Зачем? – удивилась я.

– Жених придет.

– Какой?

– Отличный, – затараторила Алена. – Кандидат наук, ученый, преподает на факультете психологии, Донцов Александр Иванович.

– Не хочу, – топнула я ногой.

– Кто тебя спрашивает, – обозлилась Алена. – Я сама знаю, что лучше! Положительный человек, хорошо зарабатывает, не пьет, умница, давно в разводе, чего еще надо?

– Не желаю замуж, – уперлась я.

– Тьфу, – плюнула Алена, – хватит глупости пороть. В семнадцать изволь явиться ко мне в парадной форме, ясно?

Спорить с Аленой было делом бесполезным, пришлось покориться. Минут через десять после указанного срока я постучалась к Салынским. О том, что я весила в те годы сорок два килограмма, я уже упоминала. К тому же я очень близорука, очки не ношу исключительно из кокетства, они мне решительно не идут. Оказавшись в гостиной у Алены, я, желая рассмотреть кандидата в мужья получ­ше, сделала жест, хорошо знакомый подслеповатым людям. Поднесла к правому виску палец и слегка подтянула вверх уголок глаза, так сказать, навела его на резкость.

Внешний вид предполагаемого мужа меня разочаровал. Передо мной сидел полноватый человек, одетый в безукоризненный костюм. Лицо его, правда, показалось мне добрым, но вот борода явно была ни к чему.

В то время я вращалась в среде актеров, журналистов, солистов балета. Все они ходили в свитерах и джинсах, костюм не носил никто. А когда Александр Иванович заговорил, мне стало понятно, что он птица из иной, не моей стаи. Ровные, круглые предложения, безукоризненное, четкое произношение, отработанная модуляция голоса, да еще я не понимала половины слов, которые он произносил: «ригидность», «фрустрация», «эмпирически»…