Записки безумной оптимистки. Три года спустя: Автобиография | страница 50
Стефа уставилась на подругу.
– Переправит возраст? – переспросила она.
– Ага, – кивнула Крися. – Мы с тобой 1907 года рождения, а станем 1917-го. Вместо тридцати пяти лет – двадцать пять! Это же отлично!
– Крися, – простонала Стефа, – я умираю от тифа и голода в лагере смерти, мне совершенно все равно, в каком возрасте я окажусь в печи крематория.
– А мне нет! – рявкнула Кристина, спихнула лучшую подругу с нар и вытолкала во двор.
Пришлось Стефе ползти на животе по жидкой осенней грязи через плац, к зданию администрации. Но самое интересное состояло в том, что, добравшись наконец до Беаты и став на десять лет моложе, Стефка поняла: тиф испарился без следа. Ну такого просто не могло быть! Она вылезала из ревира[5] с температурой сорок, а вернулась назад совершенно здоровой, болезнь, очевидно, испугавшись сумасшедшей Кристины, испарилась без следа!
Потом они обе стали литераторшами. Кристина – мастер смешных рассказов, но имелась у нее и книга «Я пережила Освенцим», написанная, вы не поверите, с юмором.
Так вот, когда в нашем доме за столом собирались тучные писательские женушки, разговор неизменно скатывался к одной теме: кто на какой диете сидит.
– Ах, – закатывали глаза дамы, – ну ничегошеньки не едим! А результата нет!
Кристина, ставшая один раз свидетельницей подобного разговора, спокойно сказала:
– В нашем бараке тучных не было. Жри меньше, должно помочь!
Решив использовать ее книгу воспоминаний в качестве пособия по голоданию, я внимательно изучила страницы, где описывался рацион заключенных. Собственно говоря, много времени я не потратила. Меню оказалось кратким. На день выдавали сто двадцать граммов серого хлеба и три кружки кипятка, естественно, без сахара. По воскресеньям рацион дополнялся супом из одной капусты.
Я отправилась в булочную, купила кирпич ржаного, поделила его на несколько частей и приступила к голодовке.
Сейчас понимаю, какого дурака я сваляла, не вздумайте последовать моему примеру. Только лошадиное здоровье позволило мне выйти из «эксперимента» без потерь.
Утром я пила кипяток, им же обедала, а на ночь съедала кусок хлеба. Через неделю мне начала сниться еда. Я глотала во сне огромными кусками котлеты, ела половником кашу и истребляла десятками пирожные. До сих пор не понимаю, каким образом мне удалось продержаться на таком рационе три месяца. Еще хорошо, что на дворе стояло лето и организм не тратил калорий на обогрев тела.
Мама в то время находилась в командировке, я села на диету после ее отъезда. Когда 30 августа я встретила ее на Белорусском вокзале, от меня осталась бледная тень весом в сорок девять килограммов.