– Но я не брал никаких денег, – на этот раз растерянно сказал Юдин. – Хочешь, поклянусь своим здоровьем? Или встану на колени?
– Мне от этого не будет легче. Чтобы спокойно жить и не вздрагивать по ночам от малейшего шума, я должна быть чиста перед директором банка. Отдайте триста тысяч – и мы все обретем покой.
– Тебе на каком языке повторить, что я не брал твои поганые деньги? – заревел Юдин.
– Я бы не стала выгораживать вас, – воркующим голосом произнесла Гертруда Армаисовна, скидывая туфли, – и сразу рассказала бы о вашем преступлении директору банка – тем более что водитель хотел именно так и сделать. Но мне почему-то стало жалко вас. Я смотрела, как тогда, в деревне, вы догоняли… то есть как пытались справиться с девушками… Вы были таким жалким, никчемным, беспомощным… Мне так вас было жалко…
– Что? – заливаясь краской стыда, прошептал Юдин.
– И вот вы решили ограбить банк, совершить, так сказать, сильный и красивый поступок, – продолжала Гертруда Армаисовна, прохаживаясь по комнатам и с интересом разглядывая мебель. Юдин следовал за ней. – Но снова вы опростоволосились, оставили в живых меня и водителя, самых важных свидетелей. Мало того! Вы позволили нам отобрать у вас чемодан. Какой из вас Аль Капоне? Вы просто неудачник и растяпа. Вы ничего не умеете делать.
– Может, хватит наглеть? – возмутился Юдин.
– Приготовьте, пожалуйста, кофе, – попросила Гертруда Армаисовна. – И успокойтесь. Поймите же наконец, что я пришла к вам как друг. Я хочу помочь вам выбраться из того дерьма, в которое вы сами себя окунули.
– Да ты, оказывается, хамка!
– Вы взяли на себя непосильную ношу! – не слушая Юдина, продолжала Гертруда Армаисовна. – Вы слишком возомнили о себе. Вы попытались поставить себя наравне с великими. Но то, что вы о себе думаете и что представляете собой на самом деле, – земля и небо! Вы только взгляните на себя в зеркало!
– Вот сейчас я как всыплю тебе! – пригрозил Юдин, плюя в кулак, но в зеркало тем не менее украдкой глянул.
– Ударить женщину способно любое ничтожество, – прокомментировала заявление Юдина Гертруда Армаисовна. – Куда сложнее проявить великодушие, щедрость или совершить поступок, достойный настоящего мужчины… А где у вас кухня? Я запуталась в ваших комнатах…
– Я тебя не то что на кухню, я тебя в туалет не пущу, – предупредил Юдин.
– И это благодарность за мою доброту? За мою материнскую жалость к вам?
– Выметайся отсюда, слышишь? – свирепея, процедил Юдин и заслонил собой проход на кухню – в святая святых, в помещение, где он вкушал сливочные изыски своего материального блага.
