ДВА МЕСЯЦА СПУСТЯ.
СРЕДА, 21 ИЮЛЯ 1999 ГОДА
Андрей проснулся без пяти шесть утра, взглянул на часы и, чувствуя неумолимое приближение ломки, принялся торопливо готовить очередную инъекцию героина. Начав с «травки», он вскоре почти синхронно с Тарасом пересел на иглу[16], и теперь Кошелеву, дабы нормально функционировать, требовались ежесуточные четыре дозы – по 0,25 грамма в каждой. Обещанный Лычковым «райский кайф» повторился ровно столько раз, сколько потребовалось времени (совсем, кстати, немного!), чтобы поставить Андрея в жесткую героиновую зависимость, и... бесследно исчез! Отныне Кошелев был вынужден регулярно вводить себе наркотик лишь во избежание чудовищной ломки[17], при одном воспоминании о которой кожа покрывалась ледяным потом, сердце порывалось выскочить из груди, а все поджилки начинали одновременно судорожно трястись. Завершив приготовления, Андрей наполнил шприц вожделенной прозрачной жидкостью, отыскал на левой руке «рабочую»[18] вену, сделал укол, бросил шприц в выдвинутый ящик письменного стола и, опустив веки, расслабленно плюхнулся в кресло, с невероятным облегчением ощущая, как отступает, проваливается в глубины ада уже практически настигнувшая его зверская ломка. Посидев без движения минут пять, Кошелев открыл глаза, глубоко вздохнул, закурил сигарету, щелкнув пультом дистанционного управления, включил видеодвойку и, лениво жмурясь, начал смотреть какую-то дебильную американскую комедию (из новых[19]).
Сегодня Лилия Петровна нежданно-негаданно дала Андрею выходной, и Кошелев еще не представлял, чем конкретно займется. Тем не менее сам факт получения выходного радовал. За истекшие два месяца Андрей изрядно вымотался и не только благодаря наркоте. С каждым днем их с Тарасом совместный бизнес шел все хуже и хуже. Крутиться приходилось с утра до поздней ночи, а толку – пшик! Доходы стремительно сокращались. Получалось, как в известной прибаутке про свинью: «визгу много, шерсти мало!» Хорошо хоть на дозы пока хватало... На экране комики из породы «Мade in USA»[20] вытворяли черт-те что: заклеивали друг другу тортами физиономии, блевали на голову соседу по обеденному столу, смачно портили воздух в общественных местах, корчили дурацкие рожи и так далее в том же духе. В промежутках между разнообразными скотскими выходками они щедро сыпали плоскими, вульгарными остротами. Сие непотребное действо сопровождалось периодическими взрывами записанного на пленку истерического хохота за кадром. Так режиссер давал понять среднестатистическому американцу (или американоподобному зрителю),
