– Ты звонила кому-нибудь? – спросил он у своей жены.
– В полицию, – промямлила она.
– Ты глупая сука, Лариса, – сказал он очень спокойно. Его фраза была сочетанием звуков, которые не выражали никаких чувств.
Он достал из кармана пушку и прицелился. Не попасть было трудно – ее фигура целиком заслоняла дверь.
Первая пуля попала жене в лоб, но он даже не понял этого. Просто большая черная родинка появилась над переносицей, а дверь приняла на себя тяжесть пошатнувшегося тела. Вторая пуля выбила глаз и окрасила серый пластик в грязно-коричневые тона. Борис демонстрировал завидную кучность стрельбы. Лариса осела и повалилась набок, как растерзанная ребенком кукла.
На бытовом уровне Стеклов сохранял удивительную рассудочность. Он снова наполнил обойму патронами из коробки и оттащил труп в сторону, чтобы можно было без помех открыть дверь. После этого он еще раз окинул взглядом комнату и только теперь заметил коробки с гирляндами и игрушками, приготовленными для украшения новогодней елки.
На лице Стеклова появилась детская мечтательная улыбка. Он запустил руку в одну из коробок и понял, что еще не все потеряно. Он никому не позволит испортить себе последнюю новогоднюю ночь.
Раздался стук в дверь.
– Открыто! – крикнул он, не оборачиваясь.
Дверь действительно была не заперта. Он услышал старческое дыхание с характерной хрипотцой. Бывший прокурор просунул в щель узкую мордочку ехидны.
– Добрый вечер! Мне показалось, у вас тут какой-то шум…
– Вам показалось, – сказал Стеклов, оборачиваясь и безмятежно улыбаясь.
Взгляд Геннадия Андреевича переместился на его брюки, до колен испачканные грязью, и мокрые следы на полу. Потом он увидел женский труп.
Мимика соседа доставила Борису немалое удовольствие. Старикашку скрутил священный страх, а потом в нем проснулся законник. Но раньше, чем он успел брызнуть слюной, Стеклов выстрелил в него.
Пуля проломила ветхую грудь и отбросила экс-прокурора назад. Он перевалился через бездыханную тушу жены и остался лежать, задрав вверх тощие волосатые ноги в каких-то нелепых кроссовках с подошвами, сиявшими в темноте.
* * *
Когда приехала полицейская машина, дом был залит светом, а хозяин развешивал гирлянды на ближайшем дереве. Сосна под окном кабинета уже была обезображена гигантскими сверкающими шарами и бумажными клоунами. Из распахнутого окна доносилась очень громкая музыка. Ферри пел «My Only Love», и Стеклов беззвучно подсвистывал ему. Полицейские «жигули» остановились за «фиатом», из машины вышли двое и направились к мужчине, стоявшему на стремянке. Разговор получился коротким, но исчерпывающим.
