НКВД. Война с неведомым | страница 77
Вхожу. А покойник опять на полу валяется. Вниз лицом, руки, как и полагается, на груди скрещены, вытянулся весь, закостенел уже..
Думаю: вашу мать! Кто же со мной шутки-то шутит?
Закипаю, но держусь. Снова зову родственничков, велю умостить покойного в гробу. Еще раз осматриваю комнату – никому постороннему тут спрятаться решительно негде. Окошко изнутри заложено на шпингалеты, и держат они, я проверил, крепко. Ну, мать твою…
Решаю провести следственный эксперимент. Ставлю снаружи, под окошком, обоих своих хлопцев с ясным и недвусмысленным приказом: если кто-то попытается лезть внутрь с улицы, брать живьем, но при необходимости применять оружие. Возвращаюсь к родственничкам и продолжаю протокол с того места, где остановился.
И, честно скажу, прислушиваюсь… Даже напутал в тексте…
Потом снова за стеной – шурх! Я – туда.
А он, холера ясна, опять на полу. Распахиваю окошко, высовываюсь – стоят мои орлы на боевом посту и клянутся, что ни единой живой души и близко не было.
Университетов я не кончал, но знаю, что такое летаргический сон. Начинаю покойничка ощупывать и шевелить – служа в полиции, от шляхетной брезгливости отвыкаешь (быстро, приходилось ворошить и не таких чистеньких – уже активно зачервивевших)…
И очень быстро убеждаюсь, что никаким летаргическим сном тут и не пахнет. Самый настоящий покойник, мертвее мертвого. Окоченел, еще не пахнет, но пятна пошли. Застылый. С такой дырой в башке летаргического сна не бывает, а случается только вечный. Но вот поди ж ты, не лежится ему…
Опять командую, чтобы положили на месте. Выгоняю всех, остаюсь с ним в комнатке сам на сам.
Посижу, похожу, опять сяду. Подумал и закурил – авось не обидится, свой брат, полицейский…
Никаких сверхъестественных чудес не происходит. Лежит себе, как лежал. Только чем дальше, тем мне становится не по себе. Каганец коптит, пламешко неяркое, тени начинают по стенам ползать такие… корявые. То ли от моих шагов ветерок, то ли пес его маму ведает. И начинает казаться от этих теней и тусклого огонька, что мертвец пошевеливается, ухмыльнуться пробует, губами дергает, положение ручонок меняет…
Ничего не могу с собой поделать. Мурашки по спине, и все тут. Ночь, мрак за окном, коптилка едва горит, и – этот…
Внушаю себе, что бояться нечего. Все страхи – глупые и беспочвенные. Мертвые наяву не ходят. В кармане у меня пистолет с двумя запасными обоймами и вдобавок граната. В соседней комнате – мой