– Дуня Перепелкина.
– Матрена Ивановна, это, наверное, все-таки ваше чадо! Ха, ха!
– Ты что, совсем чокнутая! – взъелась на меня родительница. – «Это работа»! «Позовите маму»! – со злостью передразнивала она меня. – Что ты меня позоришь?!
Я сунула трубку бабушке и, обиженная, пошла кататься на качелях.
Так, мутно и неясно, в густом тумане, почти бессознательно протекали мои отроческие годы. Те надежды, возложенные на меня семьей в младенчестве, не оправдались – из меня не получилось ни великой балерины, ни певицы, ни выдающейся пианистки, ни даже счетовода (с математикой я не дружила и, получив тройку по этому мудреному для меня предмету, визжала от радости и восторга еще из лифта:
– Ура! Ба, мне сегодня тройбан поставили!
– Слава тебе, господи, – обычно облегченно выдыхала бабушка).
И не знаю, кем бы я стала впоследствии, поднимаясь таким легкомысленным образом по ступеням той лестницы, которая ведет к взрослой жизни, если бы в один день (не могу наверняка его назвать прекрасным, потому что, вполне возможно, он мог бы быть и лучше) наша соседка с седьмого этажа – Гликерия Мартыновна – не поведала бабе Зое, что неподалеку от нашего дома совсем недавно открылся бассейн и с завтрашнего дня начнется набор мальчиков и девочек в плавательную секцию.
Весь вечер бабушка № 1 сверлила мамин мозг:
– Ребенку нужно учиться плаванию! Это что ж за безобразие? Девочке восемь лет, а она не умеет плавать! Где это видано? Где это слыхано? А что, если ее кто-нибудь в реку сбросит – так, ради шутки, – предположила она и, придя в ужас, сама себе ответила: – Потонет! Потонет ведь!
И на следующий день после уроков бабушка за руку отвела меня в бассейн.
– Это моя внучка! Моя внучка! Дуня Перепелкина. Я хочу отдать ее в плавательную секцию! Ребенку восемь лет, а она до сих пор плавать не умеет! – возмущалась она, как будто все вокруг были виноваты в том, что я не умею плавать.
– Пройдите до конца коридора и поверните налево. Там спросите Павла Захаровича – он как раз переростков набирает. Которые совсем плавать не умеют, – томно проговорила девица в боа из перьев, которые, как мне показалось, она надыбала, распотрошив подушку, после чего окунула их в таз с зеленкой.
– Вот до чего дошли, Дуняша! Ты у нас, оказывается, переросток! Переросток! Это ж надо! Не думала я, что все так будет, ох, не думала! Бесславие постигло меня в воспитании собственной внучки! – воскликнула бабушка и, театрально сложив ладони на дородной груди, стиснула их, будто ей воздуха не хватало.
