«Выходит, и правда, что ни делается, все к лучшему, – подумал Георгий. – Сейчас бы сессию сдавал, еще и не отпустили бы… А так – вольному воля!»
Практичность итальянского режиссера подтвердилась еще до отъезда на натуру. Выяснилось, что студентам, которые будут зачислены в съемочную группу, оплаты не полагается – только питание и зачет летней практики.
– Эх! – вздохнул, узнав об этом, Речников. – Как Ваньки Жуковы какие-нибудь, спасибо, что шпандырем не дерут. Так-то оно, Гора, нищими быть… Что ж, по одежке протягивай ножки. Хочешь работать – национальную гордость свою придется куда подальше засунуть.
Судя по Ваньке Жукову, Валера недавно перечитал Чехова, то есть подготовился к съемкам основательно.
– Да при чем тут национальная гордость? – удивился Георгий. – Он же нас вроде как подмастерьями берет, правильно? Ну, у Леонардо да Винчи были же подмастерья, вот и он так. За это самим платить полагается, по-моему.
– Подмастерьями! – усмехнулся Речников. – Спасибо, если раз-другой камеру даст в руках подержать. И то без пленки. Подай-принеси, на что мы ему еще сдались?
Георгий кивал, словно соглашался, но на самом деле на национальную гордость ему было наплевать. Он любил перемены, откликался на все, чем манила жизнь, и не думал о том, что она может его обмануть. Ну, не придется поснимать необыкновенной камерой «Арифлекс». Так ведь до сих пор он вообще видел ее только на картинке. В руках подержит – уже хорошо!
Да и то, что Валера назвал «настоящей русской деревней», было для него привлекательно. Он тосковал по морю, по степи, начинавшейся прямо за городской чертой Таганрога, по тому ничем, кроме горизонта, не ограниченному простору, который видел с детства. Но это была какая-то особенная тоска: она не требовала удовлетворения. Георгий вовсе не хотел увидеть все это сейчас – и море, и степь. Они были у него внутри, и этого ему хватало. А хотелось совсем другого – нового. Он помнил суровость огромной дальневосточной тайги, и ему было интересно увидеть обычный среднерусский лес, и деревенские дома, и луг с цветами – все, о чем он до сих пор только читал и что было для него, по сути, почти такой же экзотикой, как тропические пальмы. Подмосковные рощицы, куда он ездил снимать учебные этюды, были не в счет – он чувствовал их исхоженность и истоптанность, а близость большого города делала их почти декоративными.
Все с самого начала оказалось совсем не так, как он ожидал. Георгию представлялось, что съемки будут проходить в тихом, даже глухом месте, что там будет маленькая деревня, стоящая над речным обрывом, и церковная колокольня, и старая усадьба, и живописно-таинственный парк, пронизанный прямыми аллеями, и что-нибудь еще живое, трепетное, что бывает незримо разлито в воздухе и от чего сразу пробуждается воображение.
