– Нам известно, что ты – офицер. И это нас весьма удивило, ведь дело, которым ты, кажется, должен будешь заниматься, не подлежит…
– Вряд ли стоит тебе судить о том, кто и как должен заниматься делом, которое мне поручено. – Князь и сам не ожидал, что у него получится такой вот выговор этому… длинноголовому. Но раз так вышло, значит, так тому и быть. Все же князь смягчил тон. – Так когда я смогу переговорить с послом?
– Хорошо, я пошлю за ним, – отчего-то вздохнул Атеном, – с известием о вас. Но только, все же… торопиться не след. Вы прибыли – это главное.
И в армии такое тоже бывало, то говорят, мол, быстрее и еще быстрее, а то вдруг оказывается, что нужно ждать и ждать. К этому князь привык, каждый, кто служил по-настоящему, к этому привыкал. А все же неуместная, почти детская досада князя не проходила, он представил себе дорогу, по которой они гнали, останавливаясь только для того, чтобы кони передохнули и люди могли поесть… Ну, как тут было не досадовать? А Атеном, тем временем продолжал:
– Князь, ты не понимаешь, посол наш тут не весьма в дела вникает, я не меньше его знаю…
– То-то и плохо, что ты, шевалье Атеном, похоже, привык к этому.
На эту едва ли не грубость секретарь неожиданно поклонился, но видно было, что его задело и пренебрежение князя Диодора, которое в эти слова вкралось, и резкость тона.
А сам-то князь и сообразить не мог, почему набросился на этого бледного, высокого секретаря. Должно быть, решил он, потому что тот был разодет по местному обычаю, и в самые яркие кюлоты, какие князь только видел, к тому же, с бантиками под коленями.
Пока посла не было, князь изрядно приспал в глубоком кресле, и ведь не очень даже хотел спать, думал, что вполне свеж и готов к любому разговору, а оказалось, что… Все же, спал он, должно быть, чутко, потому что когда на дворе имперской колонии раздались какие-то стуки, ржание и голоса людей, он проснулся. Не очень еще понимая, что происходит, почти с удивлением обозрел комнату с книжными полками, припомнил, как тут оказался, и поднялся.
Одна нога затекла, да и ранена она когда-то была, князь, прихрамывая на нее, подошел к окну. Стекло было широким, чистым, прозрачным до удивительности, и выходило в главный двор. Там уже двое слуг в привычных красных кафтанах с широкими рукавами уводили на зады отличный поблескивающий темным лаком экипаж, в который была запряжена четверка отменных, подобранных в тон карете, коней. Небольшие фонарики по бокам кареты освещали только истоптанный снег и продолжающуюся метелицу, вероятно, очень необычную для Парса.
