Но Рост с удовольствием видел, что эти две реки не заходят на территорию, «окропленную» ночью отравой. Вероятно, эта местность теперь на несколько дней, а то и недель стала непригодной для жизни. А это значило, что те, кто находился на ней, уже не могли принять участия в сражении или даже числились вражеской стороной в списке потерь… Это должно было дать людям больше шансов, но пока, глядя на приближающиеся массы пернатых вояк, следовало признать – ночные действия почти не привели к заметному эффекту.
И все-таки кое-чего они добились, решил Ростик. Хотя бы того, что впереди всей массы пехоты не несутся в воздухе сотни летающих страусов с тяжеловооруженными латниками в седлах… И едва Ростик подумал это, как слева на значительном расстоянии от холма показались пернатые летуны. Их было немного, всего несколько десятков, но для тех, кто не знал, сколько их было с самого начала, эта стая, поражающая своим равнением и сверкающая на солнце сталью, внушала страх.
Следующие четверть часа Ростик вместе со своими ротными и их замами, а также некоторыми наиболее толковыми взводными носился по полю, пинками и ударами изо всей силы заставляя иных своих солдат вернуться в окопы, запихивая потерявшихся от страха ребят под стволы и кулаки ветеранов, которые тоже нашлись среди всего этого чересчур пестрого, неподготовленного и слабого воинства.
Надо признать, Ростик удерживал своих ребят легко, каким-то шестым чувством осознав, что все разом не побегут, что главные силы будут стоять, поэтому больше всего он боялся, как бы кто-то из его ротных, особенно горячий по повадкам Цыган, не начал стрелять в спины убегающим. Но обошлось, никто не пустил в ход оружие, и даже кричать пришлось не слишком долго…
И все-таки, когда порыв драпать сошел на нет, стало ясно, что по меньшей мере четверть сотни людей из расположения его батальона исчезли и их ни за что не догнать. Зато теперь желания отступать не проявлял никто, все как-то набычились, уперлись, решили драться, тогда Ростик и сам стал готовиться к бою. Тут-то в воздух и стали подниматься летающие лодки. Их было семнадцать.
Сначала Ростик, должно быть от забот и невысыпания, не мог понять, откуда взялась семнадцатая, и лишь потом вспомнил, что Бабурин хотел отправить Хвороста на драгоценном гравилете с распылительной установкой в город, а потом присоединиться к одной из эскадрилий. Видимо, так он и поступил, у него вполне должно было хватить и воли, и настойчивости сделать по-своему, если он этого действительно хотел.
