Он смотрел неподвижно, силясь не выдать ни мыслей, которые суматошно толклись в голове, ни бури чувств, всколыхнувшихся в душе.
– Неужто ошиблась я? – вдруг задумчиво протянула Аграфена. – Или лгали мне глаза мои? Или видела я лишь то, что хотела видеть? А на самом деле и нет ничего? Ах, бедная моя княгиня… И она ведь, значит, ошиблась?
– Княгиня? Елена Васильевна? – остро глянул Иван. – И в чем же она ошиблась?
– Да она тоже видела то, что хотела видеть! – почти со слезами воскликнула Аграфена, вдруг потеряв всякое терпение. – Когда смотрела на тебя… Неужто не понимаешь?!
Он понял… но побоялся признаться себе в том, что понимает. Да возможно ли? Да мыслимо ли такое?!
– Иван, – ослабевшим от слез голосом проговорила Аграфена, – поедешь с нами в Троицу? А?
Он отвернулся, зажмурился, обуянный непонятным страхом. Тени от свечей плясали на стенах так страшно, так причудливо. И каждая словно головой качала, словно остерегала от неведомого… от счастья остерегала, а еще – от платы за то краденое счастье.
– Или боишься? – вскричала вдруг сестра. – Или покинешь ее в беде?
Он отвел глаза от пророческих теней.
– Не шуми, – сказал спокойно. – Конечно, поеду. Только… там как будет? На богомолье?
– А это, – таинственным голосом произнесла Аграфена, – уж моя забота.
Вот так и вышло, что последняя поездка великой княгини Елены Васильевны в Троице-Сергиев монастырь оказалась воистину чудодейной. Вскоре, воротясь оттуда, молодая государыня ощутила себя в тягости. Помогли-таки святые мощи Сергия Радонежского!
* * *
Весть о том, что у великого князя Василия Ивановича появился-таки сын и наследник, произвела на людей разное впечатление. Соломония Сабурова, в святом иночестве старица Елена, криком кричала и лаяла Елену Глинскую блудницею. Ну что ж, она-то, страдалица, давно поняла, что неплоден был именно ее муж, а она, Соломония, была заточена в монастырь безвинно, чтобы расчистить путь в князеву постель молодой красавице. Монахиню, впрочем, сочли полубезумною. К ее чудачествам уже успели привыкнуть: то сыном каким-то, никем не виданным, кичится, то хает свою соперницу… Ежели кто усмотрел в воплях Соломонии некий смысл, тот свои догадки держал при себе, не желая проститься с языком, а то и с головою.
А вообще говоря, народ радовался. Ходили, правда, некие пугающие слухи, что коли разразилась в ночь накануне рождения царевича страшная гроза, то и царь будет грозный, однако мало ли что люди болтают! На то им и дадены Господом языки, чтобы болтать. Иван-то родился в августе, а разве бывает август безгрозовой? К тому же один Грозный царь на Руси уже был – так звали Ивана III Васильевича, – и ничего, живы как-нибудь! Авось и дальше поживем!
