Нет. Дело – вот что должно быть прежде всего.
– Благодарю вас, господа, – произнесла я сдержанно. – С вашего позволения, я продолжу. Мне кажется, это письмо имеет для нас чрезвычайное значение. Прочесть его – необходимо. Вы спросите – как? Это сложно. Это сложно, но… не невозможно! Письмо, как мы можем видеть, написано карандашом – причем отнюдь не химическим, иначе этот комок был бы грязно-лилового или синего цвета. Мы же видим, что он красновато-бурый… и это позволяет предположить, что карандашные строки не смыты кровью, не растворены ею, а просто закрыты.
Я перевела дух, готовясь услышать сардоническое: «Ну и что?» или издевательское: «И без вас ясно!»
Однако собравшиеся молчали. Смольников на меня по-прежнему не глядел, а все другие смотрели… причем очень странно. Такое впечатление, что они и впрямь желают услышать, что я буду говорить.
А, была не была!
– А теперь, господа, давайте вспомним, что такое карандаш. Это графитовый грифель, вставленный в деревянную «рубашку». Что такое графит? Некое химическое вещество гексагонального строения. Графит отличается стойкостью к химическим реактивам и нагреванию. При накаливании он разлагается, оставляя мелкий угольный порошок. Именно на этом я и предлагаю построить наши дальнейшие действия.
Смольников вскинул голову и уставился на меня расширенными глазами:
– Что?! Вы думаете…
– Постойте, постойте! – перебил его прокурор. – Мне было известно, что Елизавета Васильевна в свое время закончила гимназию с отличием, но я совсем забыл, что она обучалась в первой нижегородской гимназии, где преподавал замечательный учитель химии Лоскутов. Десятком лет раньше Елизаветы Васильевны и мне посчастливилось поучиться у Лоскутова, да не в коня оказался корм, господа, – Птицын слегка усмехнулся. – А Елизавете Васильевне, вижу, уроки химии пошли впрок. Поправьте меня, если я ошибусь. Вы предлагаете, сударыня, нагреть письмо до максимума, чтобы графитовые, угольные строки загорелись на бумаге? Огненные письмена? Мене, текел, фарес?
– Вы все правильно поняли, – радостно кивнула я. – Только следует помнить, что бумага – вещество куда менее прочное, чем графит. Чем сильнее мы нагреем письмо, тем более четко проявятся строки, но… но бумага может вспыхнуть в самую неожиданную минуту. Может статься, что «огненные письмена», как вы их назвали, Симеон Симеонович, исчезнут почти в ту же секунду, как откроются нашему глазу…
Я едва не подавилась, вдруг осознав, что назвала его превосходительство городского прокурора запросто, по имени-отчеству! Но он по-прежнему смотрел на меня с любопытством и ожиданием.
