– Угомонись, божественная Евлалия, – усмехается Смольников. – Извини, я не успел предупредить тебя, что буду не один, пришлось прервать разговор. – Ах вот кому он звонил, значит, с моего телефона! – Позволь представить. Елизавета Васильевна Ковалева, моя невеста.
– Что?!
С хриплым страдальческим воплем Евлалия отшатнулась, прижимая одну руку к груди, а другой шаря по воздуху, словно ища опору. Я невольно подалась вперед, чтобы оказать ей помощь, а Смольников выхватил из ее дрожащих пальцев свою папироску и сунул в рот, с видимым удовольствием затянувшись.
В этот миг рука Евлалии нашарила-таки опору, и по случайности ею оказалась та самая птичья клетка, из которой раздавалось кряхтенье. Пальцы вцепились в платок и конвульсивно сжались, сдернув его.
Обитателем клетки оказался огромный белый попугай какаду, который немедленно вытаращил блестящие, словно бусинки, глаза и завопил:
– Я безумен только в норд-норд-вест!
– Угомонись, старина Гамлет, – ласково сказал Смольников. – Погода нынче теплая, ветер ласковый – никакого норда, один сплошной зюйд. Ты как поживаешь, а?
– Что ему Гекуба, что он Гекубе? – хрипло вопросил Гамлет, и я смекнула, что передо мной настоящий театральный попугай, который изъясняется только репликами из пьес. Отсюда и имя. И тотчас, словно желая подтвердить мою догадку, Гамлет прокаркал: – Ее любил я. Сорок тысяч братьев…
– Все это в прошлом, уверяю тебя, – перебил его Смольников и, с сардоническим смешком выхватив из руки Евлалии платок, вновь набросил его на клетку. Оттуда раздалось недовольное кудахтанье, словно Гамлет моментально перевоплотился в курицу.
– Дорогая, будь осторожна с этой птичкой, – с усмешкой обернулся ко мне Смольников. – Имей в виду, этот актеришка вовсе не так безобиден, как кажется. Реплики из «Гамлета» – это не более чем увертюра к демонстрации его многочисленных талантов. Как ты думаешь, почему Ляля при гостях накрывает его платком? Да потому, что он ни с того ни с сего может начать страшно сквернословить! Даже босякам из ночлежек на Рождественке есть чему у него поучиться. Уж не знаю, кто его обучил такому виртуозному владению словом. Надеюсь, что не нежнейшая Ляля. И еще – имей в виду, что при нем надо быть осторожным в словах, даже когда он накрыт платком. У Гамлета острый слух и феноменальная память. Не побоюсь соврать, по-моему, он помнит все, что когда-либо было при нем сказано, в течение многих лет. Причем память его носит, как выражаются специалисты, ассоциативный характер. Какое-то неожиданное слово вдруг, словно ключ, откроет некую дверцу, и из Гамлета посыплются обрывки реплик, фраз и фразочек, любовных признаний, которые когда-либо выслушивала его хозяйка, ее перебранок с прислугой, сплетен, пьяных откровенностей…
