Услышать от начальника сыскной полиции о его нервности и легкой возбудимости, а также о боязни избыточного волнения было так смешно, что все не смогли сдержать хохота. Да и сам Хоботов смеялся. Кто бы мог подумать, что он такой шутник, этот гроза преступников Нижнего Новгорода!
Да и вообще, разве могла я подумать, что мои коллеги – принадлежащие, как известно, к коварному, опасному и жестокому племени мужчин! – окажутся столь внимательными и приятными людьми? В семье не без урода, конечно, и имени сего урода называть не стоит – с ним и так все ясно…
– Вы готовы рассказывать? – с поощрительной улыбкой спросил меня между тем прокурор. – Вижу, что готовы. Итак, еще раз послушаем Елизавету Васильевну, господа.
– Ну что ж, извольте, – проговорила я. – Думаю, имя, коим должно быть подписано письмо, заманившее Сергиенко на роковое свидание, – Дарьюшка. Это особа не горничная, а кухарка, и служит она у господина Вильбушевича.
– А кто сей? – с любопытством спросил Хоботов, и сидевший в углу его агент, мой старый знакомец Рублев, доселе напоминающий незримую и немую тень, а не человека, тотчас утратил свою бестелесность и почтительным громким шепотом продолжал:
– Вильбушевич Виллим Янович – доктор медицины, лечит ухо, горло и нос. Из поляков. Вдовый. Три года назад переехал с дочерью из Минска. Проживает в доме Марковой близ Острожной площади, в отдельной половине, так что и телефонный аппарат на его имя зарегистрирован. А для врачебной практики снимает помещение на Большой Покровской, в доме Хромова.
Я уставилась на Рублева с восторгом. Вот это память!
Перехватив мой взгляд, он зарумянился, как девушка:
– Работа у нас такая. Все про всех знать обязаны, особливо ежели кто по медицинской части. Боевики да террористы таких людей норовят на свою сторону перевербовать, ибо у них, у боевиков, во время снарядного изготовления частенько происходят несчастные случаи (кому руку оторвет, кому ногу, кому глаз вышибет). Ну и мы, конечно, за докторами, особенно приезжими, из дальних мест, приглядываем как можем… А дочь у них также медичка, – продолжал агент, – акушерка, только по своей специальности не работает, а по этой… косматологии, что ли? Ну, дамские штучки продает, для наведения красоты на волосы.
– Ах вот оно что… – проронил вдруг Смольников. В это мгновение наши глаза встретились, и он покраснел – так покраснел, что мне почудилось, будто кровь брызнет из его щек, ей-богу!
Ничего не понимаю. С чего бы это его разобрало? А впрочем, мне сейчас было не до него.
