– Ну что?! – неистово закричал Птицын. – Успели заснять?
Все три фотографа (среди них, между прочим, был ведущий специалист в этой области – Александр Дмитриевич Карелин: тот самый владелец мастерской на углу Варварки и Малой Печерской, коего я, во время своих первоначальных изысканий, едва не заподозрила как убийцу!) закивали и тотчас принялись стаскивать свои аппараты с треног. Их уже ждала подготовленная лаборатория, где они могли в красном свете достать пластины и проявить изображение. А мы схватились за бумагу и карандаши – и принялись торопливо записывать те слова, которые запечатлелись у каждого в памяти.
Сперва дело пошло бойко. Начало письма сложилось почти дословно, однако вторая его треть запомнилась уже отрывочно, с пятого на десятое, а до конца успел прочесть письмо один только Смольников. Он горделиво щеголял последней фразою послания: «Тогда забудьте поскорее меня, вас недостойную, свое счастье упустившую…»
Сама не пойму, почему у меня от этих слов защемило сердце. Глупости, конечно!
Фраза сия да и общая стилистика подтвердили уже сложившееся у нас мнение: письмо было от женщины низшего сословия, и письмо сие – безусловно, любовное послание.
– Экая она многословная оказалось! – удрученно проворчал начальник сыскной полиции Хоботов, который успел запомнить только одно первое слово: «сударь». – Еще счастье, что все письмо на одной сторонке листка уместилось, а то хороши бы мы тут были, гуси-лебеди!
Да уж… Хоть с этим нам повезло!
И вот из лаборатории примчался Карелин, оказавшийся проворнее прочих фотографов, держа в руке несколько мокрых – с них еще капала вода! – отпечатков. Тусклый, расплывчатый, но вполне различимый текст! Слитный радостный крик вырвался у нас, и мы принялись вслух, хором, выразительно декламировать (о где вы, госпожа Китаева-Каренина?!) строки, представшие пред нами.
Вот они, от начала до конца.
«Сударь мой, прежде вы мне писали, а нынче и я решилась на сие. Не сама, понятно. Хоть я и способна читать, но писать складно не обучена. Да и разве мыслимо высказать все, что на сердце накипело? Пошла я к доброй женщине, писем писательнице, она поняла беду мою да сие письмецо со слов моих для меня и изготовила.
Думала я, сударь, думала и вот что надумала. Видно, от судьбы не уйдешь, а судьба моя – это вы, господин мой ласковый. Чуть вспомню, как вы меня третьево дни на черной лестнице к перилам прижали, так сердце и затрепещет! Кабы не вышел барин, вы б от меня не отскокнули, и верно, тут-то все по вашей воле и вышло бы, потому что пожалела я вас и поняла: против судьбы идти смысла нету.
