Он врал как по писаному, и тон был соответствующий, вполне трагический, а Кире в этой ситуации ничего не оставалось, как сильнее вжиматься в крутое «мужнино» плечо, уповая, что ее голые коленки заслонят от глаз пограничника основную несообразицу: паспорт-то она, якобы в отчаянии, забыла, а вот попугайный паричок успела нахлобучить!
– Спохватились уже за пять минут до парома, – молол языком Максим. – Ну сам посуди, тут каждая минута на счету, не возвращаться же за такой ерундой в Коктебель!
– О, так вы с Коктебля! – обрадовался погранец, заглядывая на страничку с пропиской. – Где лежит советская земля? Совхозы, это самое, колхозы там, природа?
– Так точно! – хохотнул Максим. – Все по-прежнему! Бывал в нашем райском уголке?
– А то! – хохотнул и «командир». – У меня там шурин в милиции сержантом служит. Мыкола Кобылянский, знаешь небось?
– Мыкола! – размягченно простонал Максим. – Мать честна! Мыкола… да то ж мой наиперший, наилепший кореш!
Кира почувствовала, как останавливается сердце. Сейчас инсульт будет у нее, а не у какой-то там воображаемой или натуральной исаевской тещи! Это же надо так влипнуть… как кур в ощип!
«Господи, пронеси, господи! – взмолилась она. – Осталось еще чуть-чуть, гос-поди!..»
Неизвестно, что там такое случилось на небесах, однако господь, похоже, именно в это мгновение отверз свой слух к мольбам малых сих и заставил зазвучать хор… нет, не ангельских труб, а нетерпеливых автомобильных сигналов.
– Эх, земеля, заболтались мы! – Пограничник не глядя сунул Максиму паспорт. – Но ежели ты Мыколин кореш, то знаешь нашу таксу?
– Не-пре-мен-но! – отчеканил Максим, жестом фокусника всовывая в пограничную руку двадцатидолларовую купюру, чудилось, соткавшуюся из воздуха. Столь же волшебно она в воздухе и растаяла, а может быть, в кармане «командира» – Кира не успела толком разглядеть.
– Ну, ехай, – счастливо улыбнулся страж незалежных рубежей.
– Э, погоди. А на той стороне не прицепятся, что жинка без паспорта? – забеспокоился Максим. – Может, ты им какую-нибудь отмашку дашь? Или у них тоже такса?
– Кто прицепится? – изумился погранец. – Москали?! Да им же все по фигу, ты шо, не знаешь? Граница, мать родная, армия, Россия – все до лампочки! Даже и не глянет на тебя никто! Все, чао, земеля! До новых встреч. Мыколе от меня привет, лады?
– Сделаем! – задорно отозвался Максим – и въехал на паром.
Остановив машину, он покосился на Киру, явно ожидая восторгов и благодарностей, однако та, отлипнув от широкого мужского плеча, сидела, будто аршин проглотив, и одна-разъединая мысль билась в ее бедной, многострадальной головушке: «Все пропало!»
